Про себя девушка такого, пожалуй, не сказала бы. Она вовсе не чувствовала себя в безопасности.

Я устала, — слабо пролепетала она. — Эдвард.

— Уже лучше, — отрывисто похвалил он. — Мне нравится слышать, как твои прелестные губки произносят мое имя. Танцуй а я для тебя поиграю.

Она так растерялась, что не могла придумать ответ. Лорд Хаксли и так уже видел бог знает что, пока она тут неуклюже выделывала па, не подозревая о присутствии постороннего. Но выставлять себя на посмешище специально, зная, что он смотрит, — нет уж, увольте!

Шагнув к пианино, Хаксли уселся за инструмент, развернувшись, чтобы лучше видеть девушку.

— Как ты относишься к Моцарту?

— Ну, — нерешительно начала Линдсей. Честно говоря, что тут дурного — иметь собственное мнение и открыто выражать его? Но ведь графиня специально предупреждала ее, что молодая девушка не должна слишком много знать и что, если хочешь понравиться джентльмену, лучше всего притворяться, что ровным счетом ничего не смыслишь и ни в чем не разбираешься. — Не знаю…

И тут ее осенило.

— То есть, конечно, знаю, — спохватившись, с жаром вскричала она. — Мне ужасно нравится музыка Моцарта. Особенно концерты для фортепьяно. У нас… у нас в доме редко музицируют, а вот у Сары — постоянно. Преподобный Уинслоу играет не очень хорошо, зато с энтузиазмом. И Сара чудесно играет. Но вот мистер Эдмондс, соседний викарий, который иногда заходит туда в гости, — вот чья игра меня просто пленяет.

— Пленяет?

Как странно порой звучит мужской голос!

— Ну да. Мистер Эдмондс просто чудо. Мне больше всего нравится, когда он играет отрывки из Двадцать первого концерта Моцарта. Там такая восхитительная музыка — то веселая, а то туманная, очень мечтательная. Чудесно.

Ну вот, дело сделано. Разве виконту захочется брать в жены девушку, которая так неприлично себя ведет и высказывает собственное мнение?

Однако Хаксли, казалось, совсем не рассердился — напротив, улыбнулся, изгибая бровь.

— А ты и впрямь постоянно преподносишь сюрпризы, Линдсей. — Он пробежал пальцами по клавишам. — Причем всегда приятные, но лучше уж тебя буду пленять я, а не мистер Эдмондс.

И тишину комнаты нарушила дивная музыка. Сразу стало ясно, что за пианино сидит опытный музыкант. Завораживающие звуки притягивали девушку, точно мотылька — пламя свечи, и, отбросив опасения, она невольно придвинулась ближе. Виконт склонился над клавишами, так что сейчас она не могла разглядеть его лица. Кудри молодого человека слегка покачивались в такт музыке.

Линдсей не могла прийти в себя от изумления. Она-то думала, что джентльмены из высшего общества не тратят времени на музыку. Они фехтуют, упражняются в боксе, стреляют — но только не играют Моцарта, да еще так самозабвенно.

Когда мелодия смолкла, девушка в восторге прижала руки к груди, умирая от желания слушать снова и снова.

— Сыграйте еще, — взмолилась она. — В жизни не слышала ничего подобного!

— Неужели у меня получается лучше, чем у мистера Эдмондса?

— Мне даже плакать захотелось.

Эдвард поднял голову и поглядел на пылкую слушательницу так нежно, что у нее перехватило дыхание.

— Потанцуй для меня, — ласково попросил он. — Сейчас, в лунном свете. Чтобы я запомнил тебя такой и память об этом утешала меня сегодня ночью и все томительное время до нашей свадьбы.

О чем это он? Линдсей почти ничего не понимала, но, повинуясь виконту, медленно вышла на середину комнаты.

— Я чувствую себя ужасно глупо. Я танцую, как жердь.