Анна Алмазная. Миниатюры (сборник)
ЖЖ
— Она не могла, слышите, не могла! Ложечка звякнула о край кружки. Руки дрожат… как у наркомана. И хочется плюнуть и на мальчишку, и на его проблемы, выйти из кафе и забыть. О некоторых вещах лучше не помнить, не думать, тем более — не обсуждать. — Не сама… Мальчишка опустил голову. В вазочку с шоколадным мороженным что-то капнуло, и еще раз… образовав коричневатую лужицу. Плачет. В четырнадцать лет редко плачут. Но у него есть повод. Серьезный, согласен. Но я тут при чем? Я протянул через стол салфетку. Он взял, но слез не вытер. — Я прошу… поймите… Я все понимаю. А меня кто поймет? Каждый день возвращаться домой и встречать его щенячий, полный боли взгляд. Он ничего не говорит. Больше ничего не просит. Он ждет у подъезда, всегда в одном месте — под старой липой. В любую погоду. Уже неделю, день в день, даже в дождь, он встречает меня у подъезда, провожая печальным взглядом. Почему меня? Почему не кого-то другого? Мало в этом городе частных детективов? — Вы должны мне помочь… То же он говорил в офисе неделю назад. Давился словами, пытаясь рассказать о своей боли. Глупый мальчишка, который еще ничего не знает о жизни. И я… холодно ответивший: «Нет!» Только в душе того же холода не было. Проняла меня та история. Молчит… И молчание то хуже слов. Сегодня у подъезда мы оба не выдержали, шагнули друг другу навстречу, заговорили одновременно: — Нам надо поговорить. Он тогда смутился, покраснел, а я быстро добавил: — Тут есть кафе неподалеку. Пойдем? Кивнул. Шел рядом, не отрывая взгляда от побитого временем асфальта, мял поношенными ботинками кленовые листья. Так и оказались здесь. В полумраке тихого, полупустого кафе, мальчик с тающим мороженным, взрослый с остывшим кофе, и плачущая парафином свеча между нами. — Я денег достал… — прошептал он, все так же не поднимая взгляда и вытягивая из кармана белый конверт. В четырнадцать лет, имея не очень богатых родителей, он достал денег… Где? И, что самое главное, — зачем? — Спрячь, — смутился я. — Ты понимаешь, дело не в деньгах… И я говорил правду, дело не в деньгах. — А в чем? — Видишь ли… Дело в том, что я давно расследовал это дело. И да, девочка сама. Сама написала письмо, сама потянулась за таблетками… она тоже имела повод. — Я понимаю, как тебе тяжело… — Они все так говорят, — покачал головой мальчик. — Но никто не понимает… — Я понимаю. — Я старался говорить как можно спокойнее, но он вздрагивал от каждого слова, как он удара. Но хотя бы больше не плакал, и на том спасибо. — Понимаю, что ты потерял друга… — Она была больше, чем друг, — голос его предательски срывался, пальцы с обгрызенными до мяса ногтями мяли салфетку, и я действительно не знал, что ему сказать. Тем более — как помочь. — Я ее любил… А вот это вряд ли. Скорее выдуманную собой же ты и любил. Положив ложку на блюдечко, я выпил глоток кофе, подыскивая слова. Это надо заканчивать. Но как? — Что ты в ней любил? — Она… она была настоящей, понимаете. Она… она так хорошо писала… искренне. Я чувствовал, что она такая как я. Совсем… понимаете? Не, не понимаете… Я… мог читать ее ЖЖ годами… — Какая она была? — спросил я. |
