— Не знаю…

— Я знаю.

Я достал из кармана фотографию и бросил ее через стол мальчишке. Он схватил ее, вцепился в глянцевую бумагу, как в круг спасения, и выдавил беспомощное:

— Это не она…

— Не она? — издевающе спросил я. — Ну да, толстовата, не очень красива, в уродливых очках. Естественно, не она.

— Она была такой воздушной…

— В душе.

— Но… но… как? — с каждым словом он повышал голос. — Все равно… она не могла… слышите. Нет! Она не могла написать, что ее никто не любит!

Последние слова он прокричал. В кафе стало тихо. Мальчик сглотнул, вновь покраснел, извинился, и, бросив на стол фотографию, закрыл лицо ладонями и пробормотал:

— Я ее любил.

— Даже такую?

— Пусть… и такую.

Упрямый. Или сумасшедший. Я взял фотографию, повертел ее в руках. Симпатичная. Ее бы одеть иначе, линзы контактные купить, прическу поменять и была бы очень даже ничего. Как на мой вкус.

Но не на вкус этого худого, угловатого мальчишки.

— Она когда написала… Что ее не любят… — шептал он. — Я впервые решился. Написал. Много написал.

— Я видел.

«Я тебя люблю, как ты не видишь? Как могла не заметить… Как?»

Крик души. Тот самый смысл в множестве предложений, всего где-то на страницу. Искренне. Меня даже проняло. Но для девочки было поздно.

— Она не отвечала, а я ждал. Ночь не спал. Все смотрел и смотрел в экран. Думал, что еще чуть-чуть, и ответит. Только надо подождать… чуть-чуть. Я даже в школу не пошел. Дождался, пока ушли родители, вернулся, вновь уселся перед компьютером. А она не отвечала. И на следующий день, и через день… Может, не видела, может, занята… ее никто не любит? Несправедливо… я так… так ее люблю.

Ни черта ты не любишь! В таком возрасте нельзя любить. Тем более того, кого не знаешь. А потом тот комментарий…

«Прости, мальчик, но моей дочери больше нет. Лиза умерла. Это было ее предсмертным письмом. Мне очень жаль… прости…»

— Я… видел…

— Почему? Почему? Сто двенадцать фрэндов…

Правильно, «фрэндов», не друзей.

— А она… она…

В ЖЖ она была милой и любезной. Умела поддержать каждого.

Выслушивала часами в аське чужие жалобы, но никогда не жаловалась сама. Она была смешной, толстой девочкой, которая могла раскрыться только в интернете.

Я посмотрел на фотографию. Какой же теплый у нее взгляд…

Она была страшно одинокой. Не смотря на сто двенадцать фрэндов. Полгода медленно скатывалась в депрессию, а никто даже не заметил. Она умела улыбаться и скрывать свою боль от фрэндов, а родители были слишком заняты. Работали. Домой приходили раздраженные и усталые, а дочери доставались лишь крики.

«Меня никто не любит… Больше не могу. Простите».

— Дайте мне фотографию…

— Зачем?

— Дайте. Пожалуйста.

Я дал. Он схватил снимок, встал и, чуть пошатываясь, пошел к двери.

Месть

Она раньше никогда не видела таких шикарных квартир. Толстый ковер скрадывал шаги и идти по нему на шпильках было крайне неудобно. В уютной, обставленной старинной мебелью комнате царил полумрак. Ласково потрескивал за ажурной решеткой камин и только одна вещь была в этой комнате лишней. Он. Уютно устроившись за столом, он погрузился в работу. Мерно пощелкивали клавиши под его пальцами.

— Поиграем? — выдохнула она.