— Обещаю.

На этот раз выстрел был тихим…

Ведьмина месть

— Оля, это легко! Я тебе помогу, не бойся.

Превращение прошло безболезненно. Все вдруг увеличилось, краски исчезли, и осталась только я — муха…

— Оля, вперед! — звучал в голове голос Лены. — Выше! Не бойся!

Я подчинялась. Летела по подсказке Лены, слушала ее подбадривание и… Паутина.

— Лена! — позвала я.

Ответа не было.

Я осторожно попробовала вытянуть из липкой нити крыло, но попала туда другим… потом обеими лапками. В брюхе похолодело.

Что-то, вроде человеческое, говорило — двигаться нельзя. Но глупое и мушиное орало обратное. И я подчинилась. Мушиному.

Замахала крыльями, забилась в паутине.

— Лена, помоги! — кричала я.

Лена не слышала. Почему?

Нельзя биться, шептал разум. Вырывайся, орала муха. Я рвалась… Еще. Еще! Сильней! Ну же! Еще немного! Рвись! Рвись, проклятая паутина! Рвись же!

А вот и хозяин. Паук, огромный и страшный. Медленно приближается. Не спешит. Не голоден?

Не сдаваться! Бейся! Шевели крыльями… Ну же, ну! Еще немного… паук… Боже, какой страшный. Боже, услышь меня! Не буду больше ведьмой, прости! Рвись же паутина, рвись… рвись… прошу…

Мухи не умеют плакать. Не умеют бояться. Это неправда. И паук — неправда. И паутина — неправда. И смерть — неправда. Не хочу умирать… Рвись, проклятая!!! Ну же, ну! Давай, Олька, бей крыльями! Бей! Лапками помогай! Рвись… рвись… сил нет…

Бесполезно… Рвись!!! Не могу больше, не могу… Паук уж близко.

Одна из мохнатых лап коснулась моего брюшка. Я хотела закрыть глаза, но век у меня не было! Я могу только смотреть…

Вот он поднимает брюхо, прицеливается…

Уйди, гад! Я человек! Пауки не едят людей! Уйди!!! Слушай меня! Я сильнее! Вот сейчас перестану быть мухой и тебя одним пальцем! Уйди… пожалуйста, уйди…

Паук не слышал. Мухи не умеют говорить. И плакать не умеют.

И глаза закрывать. И молить… молиться… ничего не умеют. И я не умею.

Укол. Больно. И все равно…

— Не стоило отбивать у меня парня, — услышала я голос Лены.

— Будешь умирать медленно, мучительно…

Ушел

На берегу Темной реки тихо и спокойно. Опускается на воду красноватое солнце, свет его озаряет мягкие, ласковые волны, красит золотистый песок уютом, проникает в душу, чаруя и завораживая… Даруя тепло, озаряя радостью…

— Жанна!

Его руки ласково обнимают за талию, дыхание щекочет шею, поцелуй находит губы. Сладко, душно, беспокойно. Страсть уносит, как течение листик, подчиняет, гладит душу волнами, заливает золотом и выплескивается наружу, на него, на любимого!

Любимые губы пахнут медом. Любимые глаза завораживают.

— Здравствуй, родная. Я нашел выход!

Дима тянется в карман куртки и достает небольшой желтоватый шарик.

— Смотри!

Она смотрит на шарик, чтобы не смотреть в его глаза. Боится, знает, что увидит. Торжество.

Душа сворачивается клубочком, вспыхивая болью. Легкий стон застывает на губах, с последним лучиком солнца уходит счастье, оставляя жгучую рану. Там, за матовой оболочкой шара, чуть светится хрупкая, тонкая фигурка со сложенными за спиной крыльями.

— Я смогу жить! — кричит он.

— Какой ценой? — шепчет она.