Когда Бут вышел, доктор Меллинджер вернулся за свой стол. Несколько минут он, казалось, совсем не замечал своего заместителя.

— Ах, да, Норманд. Так где же его история болезни? Вы не принесли ее?

— Нет, сэр. Как я уже объяснил…

— Ничего, Норманд, не беспокойтесь. — Доктор Меллинджер улыбнулся растерянному Норманду своей лисьей улыбкой. — Я испытываю огромное уважение к тому, как поставлена работа административного отделения, которое находится непосредственно в вашем подчинении. И я считаю совершенно невероятным, чтобы кто-то мог потерять историю болезни. Скажите, Норманд, а вы уверены, что эта история болезни вообще когда-нибудь существовала?

— Конечно, сэр, — быстро ответил Норманд. — Правда, сам-то я ее не видел, но ведь на каждого пациента «Грин Хилл» заводится история болезни.

— Однако, Норманд, — вкрадчиво уточнил директор, — пациента, о котором идет речь, нет в «Грин Хилл». Есть ли эта гипотетическая история болезни или ее нет, но самого Хинтона не существует.

Он замолчал и сузившимися глазами впился в Норманда.

Через неделю Меллинджер проводил в своем кабинете заключительное совещание. Теперь обстановка была весьма непринужденной: его подчиненные полулежали в кожаных креслах, расставленных вокруг камина, а сам доктор Меллинджер, облокотись на стол, приглядывал за тем, чтобы присутствующие воздавали должное его лучшему хересу.

— Итак, джентльмены, — сказал Меллинджер в заключение, — оглянувшись назад, мы можем рассматривать прошедшую неделю как период уникального саморазоблачения, как урок для всех нас, который напомнил нам о самой основе основ нашей работы в «Грин Хилл» — о нашем назначении отличать реальность от иллюзий. Если наших пациентов преследуют химеры, то давайте по крайней мере хотя бы мы сами сохраним абсолютную ясность мысли и будем считать предположения действительными только в том случае, когда они подкреплены нашими непосредственными ощущениями. Возьмем, например, «дело Хинтона». Здесь в результате совокупности ложных предположений и иллюзий — довольно правдоподобных — вокруг полностью вымышленной личности одного из пациентов было возведено целое сооружение коллективной фантазии. Этот вымышленный человек, которого (мы не установили, как это случилось, — вероятнее всего, по вине машинистки из административного отделения) окрестили Хинтоном, сперва обрел индивидуальность, затем к нему приставили сторожа, сиделок и врачей. И такова была власть этого заблуждения, этого нагромождения ошибок, что, когда оно рухнуло и за тенью не оказалось субстанции, которая ее отбрасывала, образовавшийся вакуум автоматически был интерпретирован как побег злополучного пациента.

Доктор Меллинджер сделал красноречивый жест, а Норманд, Редпат и Бут выразили свое согласие кивком головы. Меллинджер обошел вокруг стола и сел в кресло.

— Возможно, джентльмены, нам просто повезло, что я был несколько в стороне от будничных дел «Грин Хилл». Я не ставлю себе в заслугу, что, находясь в относительном уединении, сумел обобщить все факты, связанные с исчезновением Хинтона, и найти единственно возможное объяснение: человека по имени Хинтон не существует!

— Блестящий пример логического анализа, — громко прошептал Редпат.

— Именно так, — откликнулся Бут.

— Какая проницательность! — воскликнул Норманд.

Раздался резкий стук в дверь. Нахмурившись, Меллинджер возобновил свой монолог:

— Благодарю вас, джентльмены. Без вашей помощи моя гипотеза о том, что Хинтон — не более чем совокупность административных ошибок, никогда не могла бы быть доказанной.