— Вы женаты?

— Не официально, — засмеялся Валланд. — Видно, шкипер, что ты родился после Исхода. Мэри — девушка прежних обычаев и приняла бы мое имя, если бы…

Он оборвал свою речь.

— Понимаешь, — сказал я, поскольку считал, что в ночи чужого мира это вполне подходящая тема, — ты нам никогда не показывал ее портрета. А практически каждый таскает с собой альбомы с образами своих женщин.

— Без надобности, — кратко ответил он. — У меня в голове портрет получше всех этих стереомультиков. Напряжение оставило его, он рассмеялся:

— Кроме того, она однажды сказала — это было еще тогда, когда в брюках были боковые карманы, — так она сказала, что не так уж это романтично — носить ее портрет возле, — он сделал паузу, — возле сердца.

— Однако ты пробудил мое любопытство. Ты не обидишься, если я спрошу, как она выглядит?

— Да я всегда рад о ней поговорить. Только беда, что словами такого не передашь. Потому-то я и сложил песню. Честно говоря, переделал из одной старинной шведской.

— Шведской? Я что-то не помню такой планеты — Шведа.

— Да нет, Швеция, Сверигия — это такая была страна на Земле, когда на Земле были страны. Там жил приятный народ, хотя и малость грубоватый. Я и сам отчасти швед.

Валланд замолчал. Так холодно мерцала над нами галактика, что я почувствовал необходимость что-то сказать.

— Так как же выглядит Мэри?

— Ах да. Ну, она высокая, у нее упругая походка, она много смеется, а волосы у нее так сияют на солнце… Нет, прости. Словами не опишешь.

— Что ж, я буду счастлив познакомиться с этой леди, — сказал я, — если мы доберемся до Земли.

— Доберемся, — сказал Валланд. — Как-нибудь. Он протянул руку — как массивную жердь на фоне облаков:

— Вон та планета, оранжевая. Это должен быть мир внешников. Нам достаточно добраться только дотуда.

— Двести тридцать тысяч световых лет за одно мгновение, — с досадой сказал я, — а несколько миллионов километров уже никак.

— Вселенная как была большой, так и осталась, — ответил он. — Она не стала меньше оттого, что мы ее перепрыгнули. Через минуту он добавил:

— Но до мира внешников, я думаю, доберемся. Чем больше я прикидываю, чем мы располагаем, тем больше уверен, что среди обломков двух шлюпок и одного корабля можно набрать достаточно деталей и смастерить одно исправное судно. Нет смысла пытаться собрать аппарат для прыжка через пространство. Это просто груда лома, и нам его не починить, даже если бы мы знали как. И этим путем нам не послать сигнал внешникам.

— Я, честно говоря, скептически оцениваю и наши шансы на постройку межпланетного мазера.

— Это мы могли бы сделать, между прочим, — сказал Валланд. — Точно так же, как могли бы поставить какие-то сигнальные маяки на окружающей территории, на случай, если кто-нибудь прилетит нас искать. Но Йо был прав тогда, в разговоре. Вряд ли у внешников на планете найдется подходящий радиоприемник. А шансы на посылку спасательной партии — слишком много пройдет времени, пока кто-нибудь догадается, куда мы девались, и можно пари держать, что этого так и не случится. Слишком мало сведений, чтобы что-то делать, да и те запутанные.

Итак, я полагаю, что наш единственный стоящий шанс — добраться до внешников самим. Нам не нужен какой-нибудь очень уж экстравагантный корабль. Что-нибудь на одного человека для единственного рейса, и даже без радиационной защиты. Я прикинул. Я ведь сам инженер, причем в различных областях, так что я знаю, о чем говорю.