Может – пара всего. Но – заметно.
Семейная жизнь означает испытания. Повторная – тем более.
Настя лишь хмыкнула при моём появлении. Удалилась к себе. Больше не вышла. Не особо вежливо, но я не в претензии.
– Пойдем, воздухом подышим?
Брент пожал плечами.
– Может – пообедаешь с дороги?
– Обед в честь дорогого зятя без нира невозможен. А мне нужна твоя трезвая голова, тестюшка.
Он накинул тулуп и вышел за мной во двор. Дружинник отворил ворота.
– Помнишь, Клай, как отбивались здесь от каросских наёмников прежнего глея Кираха? Будто сто лет прошло.
– Да… Много всего утекло. А здесь стояли палатки на нашей свадьбе.
Теперь просто поле со следами вспашки плугом. Февраль здесь теплее марта под Брянском. Скоро распутица. Посевная. Миры разные, а жизнь течёт по тому же кругу.
– Надеюсь, не жалеешь, что женился?
– Не знаю! – он взмахнул руками, и в том жесте было отчаяние. – Ничуть не напоминает мою прежнюю любовь, мать Мюи. Настья освоилась, стала упрямая. Перечит по любому поводу. Что муж – господин для жены, ей – пустой звук. Считает, все мы виноваты перед ней, что застряла там, где нету айфьинов.
– Айфонов, – машинально поправил я. – Ну а главный виновник…
– Ты, Гош. Так твоя мама ей и объяснила.
– Переживу недовольство Насти. Теперь давай о тебе. Ты же понимаешь, что все женщины – разные? Снаружи у каждой пара сисек. И ниже там – одинаково устроено. Но внутри – другие! Пока ты сравниваешь Настю с покойницей, нормально у вас не будет. Вслух сравниваешь?
– Бывало…
– Ну вот. А представь себя на её месте. В мозгах восемнадцать лет, в её окружении – это скорее позднее детство, чем ранняя зрелость. Вдруг – бац! Ты в другом мире. Всё другое. Тело более взрослое. Вокруг чужие. Нравы совершенно не такие. С её точки зрения – дикие. Постоянные упрёки, что ведёшь себя хуже умершей, то не так, это не так. Ты, здоровенный и грубый мужик со страшными клыками, вдвое старше…
– Не совсем вдвое…
– В её мире такие как ты – с морщинами и сединой – выглядят за пятьдесят. Короче, берёшь замуж. Куда ей деваться? Попрекаешь, что не девица. А она – что, клялась тебе, что ни с кем ни разу? В её обществе такого не бывает. К восемнадцати почти все попробовали. Грехом не считается.
– Как это не считается?!
Он даже приостановился, глядя на меня недоверчиво.
– Вспомни, Мюи пила лёгкий нир. А в некоторых культурах женщинам строжайше запрещена даже капля алкоголя. И лицо они открывают только близким родственникам. После свадьбы – мужу. Там невесту выбирают, не видя внешности! По их понятиям, Мюи с открытым лицом – распутница.
– Дикари!
– Не дикари. Другие.
– Не пойму никогда.
– А придётся, коль взял. Навязал себя. Один мудрец нашей культуры, Антуан де Сент Экзюпери, сказал: мы в ответе за тех, кого приручаем. Ты приручаешь Настю, хоть и не особо удачливо. Мудрая женщина Катерина Насута добавила: спорить с женщиной в принципе бесполезно, а когда она демоница, так и опасно .
– Ты хочешь сказать: Настья – демоница? То есть колдунья?
– Не воспринимай буквально. Нет, конечно. Но порой мне кажется, что в каждой женщине есть что то демоническое. Хотя бы немного. Когда Мюи ревнует меня к Насте и кричит: убирайся к своей хрымке, я вижу в своей спальне настоящий кусочек ада. Всё равно её люблю. И никогда не сравниваю с бывшими. Понял? Твоя первая жена – в тебе навсегда, но к Насте она не имеет никакого отношения.
– Сколько же у тебя было женщин, коль ты в них так разбираешься?
Хотел ему сказать – точно меньше, чем у Насти мужиков до тебя, но не стал. |