И только одному из них суждено было пережить это ужасное испытание.
— Выходите, гачупины, ваш час пробил!
В трюм спустился мастер парусов, не оставляющий своих попыток припомнить им смерть Жана и напоследок вволю поглумиться над ними и потешить своё самолюбие. Выкрикнув первую фразу, он сразу же продолжил.
— Вас ждёт подходящая посудина, настоящий корабль. Довезёт до чудного острова, в лучшем виде! Его ты нам показал, Филин, в прошлый раз, мы были поражены его красотой и решили дать тебе возможность провести там лучшие дни своей жизни! — И он громко расхохотался, довольный своей незатейливой шуткой.
— Шевелите своей тощей кормой, и да пусть морской дьявол позаботится о вашей судьбе! Старый Роджер оценит это!
Получив подобное напутствие, мы поднялись на палубу, где уже собралась вся команда, наблюдая, с молчаливым одобрением, за тем, как нас с падре готовились высадить на необитаемый остров. На лицах столпившихся пиратов, старых и молодых, радостных и равнодушных, читались самые разные эмоции, которые они испытывали, глядя на нас.
Сочувствия не было ни в одном, лишь понимание того, что нам сейчас предстоит. Мысли и чувства, которыми они руководствовались, изложил, максимально доходчиво, бравый командир канониров, по имени Мартин. Сделал он это после того, как Гасконец, в последний раз предложил мне стать юнгой на его корабле. Не выдержав моего равнодушного отказа, который был воспринят как моральный плевок в лицо, он разразился гневной речью.
— Вы оба, шагайте вперёд! Ты… сынок никчёмных родителей, и ты… святоша. Вы оба были толстозадыми и пухлощёкими мерзавцами, наслаждаясь благами, которые предоставило вам дворянское происхождение. Вы смеете нас называть злодеями, не перенеся и толику того, что пришлось каждому из нас испытать в своей жизни!
— А мы трясём вас, толстосумов, надеясь только на собственную храбрость. Ты, Филин, уже лишился того положения, что обеспечивало тебе дворянство, и уж лучше тебе примкнуть к нам, чем вылизывать задницы богатым скотам, на чей стороне закон, и получать за это жалкие объедки с их стола. Лучше примкнуть, у тебя остался последний шанс, иначе тебя ждёт смерть! Ну, что скажешь, Филин? Пойдёшь к нам юнгой?
Я не стал раздумывать. Устав и от пиратов и от самой судьбы, из-за которой очутился здесь, я проигнорировал эту пламенную речь. Если бы я не чувствовал на своей шкуре того, что произошло со мной, или был бы слабее, я бы согласился, в надежде когда-нибудь сбежать от них. Но на миру и смерть красна. А предать падре я был не в силах, нет. Слишком привязался к человеку, который вряд ли переживёт следующий день. Что поделать, жажда мести и совесть оказались сильнее жажды жизни.
Этот отказ вызвал ещё большую ярость мастера парусов, и он начал выкрикивать свои слова прямо в меня, брызгая слюной и собрав в огромную пятерню мою рваную рубаху.
— Мы — свободные люди, мы — пираты! Захотим, и объявим войну всему этому миру, десяткам кораблей и сотням воинов. А ты, ты будешь только надеяться на милость господню, да зависеть от сильных мира сего, надеясь получить за это только жалкие гроши. Идите, ступайте навстречу своей судьбе!
И меня подтолкнули к нескольким наскоро сколоченным доскам, с двумя старыми, и более не нужными, бочками с обеих сторон. Этот жалкий плот должен был нас доставить на риф, у которого пенилась полоса прибоя.
Отвечать мне было им нечего. По-своему они были правы, как был прав и тот юноша, в теле которого обитал я, Сергей Воронов. Но я совсем ничего не знал об этом мире, да и не ждал ничего для себя хорошего от него. А значит, все слова разозлённого пирата я не стал принимать на свой счёт. Они свободны в своём выборе, вырвавшись из-под власти богачей, а я — в своём.
Спустившись на плот, я осторожно принял тело падре, который едва дышал и был без сознания. |