Страффорд уже отсутствовал. Зная, что затевалось в палате общин и о чем его уже, вероятно, предупредили, он отбыл в Уайтхолл для консультаций с королем. Было ли принято какое-либо решение в результате этой встречи, остается неизвестным. Но Страффорд просчитался относительно скорости действий Пима и ошибся в выборе времени для своего возвращения. Когда он подошел к дверям палаты лордов, Пим совместно с делегацией палаты общин уже передал им обвинительный акт. Страффорд был вынужден уйти, но во второй половине дня он уже оказался в почетном заключении в резиденции Максвелла, пристава черного жезла. Он принял все это с выражением надменного безразличия, а некоторые знавшие его пэры открыто радовались его поражению. Могущественный владыка наконец-то пал.

Вернувшись в палату общин, Пим, продолжив вести наступление по всем фронтам, переключил внимание своих коллег на предосудительное поведение секретаря Уиндебэнка, и они начали обсуждать эту благодатную тему, когда гонец из палаты лордов проинформировал их, что граф Страффорд заключен под стражу. Члены палаты общин поблагодарили его за эту весть.

В течение следующих недель специально назначенный для рассмотрения обвинений, выдвинутых против Страффорда, комитет напряженно работал, допрашивал свидетелей из Ирландии и северных графств, тщательно анализировал бесчисленное количество поступавшей информации. Время от времени он делал сообщения, и пункты обвинения обсуждались в парламенте. На случай, если бы для обвинения не хватило твердых доказательств, Пим также рассматривал возможность принятия парламентом специального билля, согласно которому любое лицо могло быть осуждено за особо тяжкое преступление. И тогда со Страффордом удалось бы быстро расправиться. Подобный парламентский билль просто объявлял, что человек виновен в измене. При этом не надо было ссылаться на какие-либо статьи закона. Была достаточна общая презумпция вины, или, выражаясь более цинично, всеобщая ненависть к жертве. Эта беспощадная практика имела место во время Войны Алой и Белой розы, но с тех пор больше не применялась.

Продолжалась подготовка к суду над Страффордом, но это не мешало палате общин рассматривать и другие вопросы. Пим намеренно не позволял делу по обвинению Страффорда стать «главной проблемой» в данный момент, которой только бы и занимался парламент. Каждый день в палату общин продолжали поступать претензии и жалобы. В первую очередь они касались вероисповедных вопросов. Критика религиозной политики короля объяснялась в первую очередь тем, что он покровительствовал католикам, и при архиепископе Лоде все больше усиливалось их влияние в церкви. Члены палаты общин категорически отказывались принимать причастие в Вестминстерской церкви Сент-Маргарет до тех пор, пока алтарная преграда не была удалена, а престол не перенесен в центральный неф. Но ни один член парламента еще не высказался ни против организационной стороны церкви, ни против епископата в целом. Симпатия к шотландцам вовсе не предполагала рабское желание подражать во всем их поведению, и, хотя всего лишь меньшинство в палате общин было настроено оппозиционно к епископату, Пим, зная об этом, не поощрял в данный момент их необдуманных устремлений, чтобы не вызвать раскол среди своих сторонников.

Самый умный оппонент Лода в самой церкви, Джон Уильямс, епископ Линкольна, 16 ноября при всеобщем ликовании народа занял свое место в палате лордов. Он просидел в Тауэре более трех лет с перерывом в несколько недель, когда был выпущен под залог, чтобы мог посещать заседания Короткого парламента, но ему не дали этого сделать.