– Ну что ты на это скажешь? – с любопытством спросил Кассик.

Он уже привел в порядок комнату и начал собирать вещи.

– Ты о статье? – Окутанная облаком пара после ванны, светлая, словно Венера, Нина рылась в шкафу в поисках чистого лифчика.– Я потом ее прочитаю, сейчас надо скорей собираться.

– Так, значит, тебе наплевать? – раздраженно сказал Кассик.

– На что?

– На то, что я делаю. На все, что касается моей работы.

– Милый, это все не моего ума дело.– И она хитро добавила: – К тому же ведь это тайна. Я просто не хочу совать свой нос.

– Послушай-ка,– сказал он спокойно. Подойдя к ней, он поднял за подбородок ее голову, пока она не взглянула ему прямо в глаза.– Дорогая,– продолжил он,– тебе хорошо известно, чем я занимался до того, как ты вышла за меня. Теперь не время выражать недовольство.

Какое-то время они вызывающе глядели друг другу в глаза. Потом быстрым движением она достала из шкафа пульверизатор и стала брызгать ему в лицо одеколоном.

– Марш мыться и бриться! – крикнула она.– И ради бога, надень чистую рубашку, тут их полный ящик. Я хочу, чтобы в самолете ты был красивым, а то мне за тебя будет стыдно.

Угрюмо достав присланные инструкции, Кассик еще раз перелистал их. Джонса арестовали в четыре тридцать утра на юге Иллинойса, неподалеку от городка под названием Пинкивилль. Когда его выволакивали из деревянной лачуги, которую он называл «своей церковью», сопротивления он не оказывал. Теперь его содержали в судебном центре в Балтиморе. Генеральная служба юстиции Федправа уже закончила предварительное следствие, и приговор уже был предрешен. Оставалось только предстать перед судом и получить приговор официально...

– Интересно, помнит он меня? – произнес Кассик вслух.

Нина опустила газету:

– Что? Извини, милый, я читала про этот корабль-разведчик, который пробыл на Нептуне больше месяца. Боже, как там должно быть ужасно! Вечные льды, ни воздуха, ни солнца, одни мертвые скалы.

– От этого нет никакой пользы,– сердито согласился он.– Летать туда – значит бросать наши деньги на ветер.– Он сложил бумаги и сунул их в карман плаща.

– Кто он такой? – спросила Нина.– Ты не о нем мне рассказывал, что это какой-то предсказатель, прорицатель или что-то в этом роде?

– Это он и есть.

– И что, его решили наконец арестовать?

– Это было не так-то просто.

– Мне кажется, это все пустые слова. Я думаю, вы можете арестовать любого.

– Да, можем, но не хотим. Мы арестовываем только тех, кто может быть опасен. Как ты думаешь, стану я арестовывать твою кузину только потому, что она повсюду говорит, что единственная музыка, которую можно слушать,– это квартеты Бетховена.

– Знаешь,– лениво сказала Нина,– я ни слова не помню, что там написано у Хоффа. Конечно, в школе я читала его книгу. Мы это проходили по социологии.– Она продолжала болтать: – Я никогда не интересовалась релятивизмом... а теперь вот вышла за...– Она посмотрела по сторонам.– Кажется, об этом нельзя говорить вслух. Я все никак не могу привыкнуть ко всем этим тайнам.

– В этом нет ничего плохого.

Нина зевнула:

– Я просто хотела бы, чтобы ты занялся чем-нибудь другим. Хотя бы шнурками от ботинок. Даже чертовыми почтовыми открытками. От чего не было бы стыдно.

– Я не стыжусь своей работы.

– Да? В самом деле?

– Я городской живодер,– спокойно сказал Кассик.– Никто не любит живодеров.