– Нам запрещено разговаривать с вами.

«Запрещено!» Значит, еще ничего не потеряно. Госсейн облегченно откинулся на спинку сиденья. Через некоторое время они резко свернули в тоннель и минут пять неслись с бешеной скоростью, включив фары. Неожиданно впереди забрезжил свет, и мягко выкатившись в полукруглый, закрытый со всех сторон двор, машины замедлили ход, останавливаясь у больших дверей.

Захлопали дверцы. Госсейн увидел девушку, выбравшуюся из головного автомобиля и направившуюся к нему.

– Чтобы все стало ясно, – сказала она, – меня зовут Патриция Харди.

– Да, – ответил Госсейн. – Я видел вас сегодня утром.

Глаза ее расширились.

– Глупец! – воскликнула она. – Зачем же вы пришли?

– Я должен знать, кто я такой на самом деле.

Видимо, в голосе его прозвучало отчаяние, потому что тон Патриции смягчился.

– Бедный дурачок, – сказала она. – Ведь именно сейчас они готовятся к решительному шагу, и все отели полны соглядатаев и шпионов. То, что сказал о вас детектор лжи, было доложено в ту же секунду. А они просто не могут позволить себе рисковать. – Она замолчала, потом, поколебавшись, добавила:

– Вам остается лишь надеяться, что Торсон вами не заинтересуется. Мой отец пытается убедить его произвести тщательное обследование, но пока безрезультатно.

Бросив на него быстрый взгляд, она пробормотала «Простите меня» и, резко повернувшись, направилась к двери, открывшейся при прикосновении ее руки. На какое‑то мгновение он увидел ярко освещенную гостиную. Прошло минут десять. Затем из входа напротив вышел огромного роста мужчина с ястребиным носом. Остановившись рядом с Госсейном, он иронически улыбнулся.

– Значит, вот кто представляет для нас грозную опасность? – сказал он.

Не обращая внимания на оскорбительный тон, Госсейн внимательно посмотрел на стоящего перед ним гиганта, и внезапно до него дошел смысл сказанного. Он был уверен, что его попросят выйти из машины. Теперь же, откинувшись на сиденье, он задумался над услышанным: его считала опасным! С какой стати? Гилберт Госсейн прошел курс нуль‑А обучения, но деятельность его мозга была нарушена амнезией. Даже если он выдержит тридцатидневное испытание Игр, то отправится на Венеру в числе тысячи точно таких же людей. Чем он отличается от них?

– Ах, молчание, – протянул мужчина с ястребиным носом. – Насколько я понимаю, нуль‑А пауза. В любой момент мы можем ждать, что кора вашего головного мозга начнет контролировать затруднительное положение, в котором вы очутились, и из ваших уст польются умные речи.

Госсейн с любопытством посмотрел на него. Ироническая усмешка почти исчезла, выражение лица было не таким жестоким, поза – расслаблена.

– Я могу лишь предположить, – сказал Госсейн с жалостью в голосе, – что вы провалились на Играх по всем показателям и поэтому смеетесь над ними. Бедняжка!

Гигант рассмеялся.

– Пойдемте, – сказал он. – Вас ждет сюрприз. Кстати, меня зовут Торсон, Джим Торсон. Я не боюсь представиться, ведь у вас нет ни одного шанса рассказать кому‑нибудь о нашей встрече.

– Торсон! – как эхо повторил Госсейн.

Повинуясь жесту, он молча выбрался из машины и прошел в резную дверь здания, где жили президент Харди и его дочь Патриция.

Самым серьезным образом он начал обдумывать возможность побега. Только не сейчас. Еще рано. Даже странно, что узнать правду о себе казалось ему важнее всего на свете.

Длинный мраморный коридор привел их к большой дубовой двери.