– Что‑что? – невольно вырвалось у телохранителя. На лице его появилось изумленное выражение.

Крэнг вопросительно посмотрел на Госсейна.

– Любой психиатр, даже психолог, – сказал Госсейн, – с легкостью объяснит, почему у Блейни появилось желание меня ударить. Его нервная система начинает реагировать на то, что могло произойти, как если бы это произошло на самом деле. Заболевание чисто функциональное, но оно принимает формы, раздражающие больного. Постепенно от его храбрости не останется и следа. Садистские вспышки станут ширмой развивающейся трусости. К сорока годам он начнет жить в сплошном кошмаре, непрестанно думая, какой вред могли ему причинить те или иные стычки его юности. – Он пожал плечами. – Типичный пример личности, не обладающей нуль‑А гармонией.

Серые глаза Блейни сверкнули, он перевел взгляд с Госсейна на Крэнга.

– Можно мне ударить его, мистер Крэнг? – хриплым голосом спросил он.

– Нет. Вам не все равно, что он думает?

Вид у Блейни был недовольный, и Госсейн ничего не добавил к сказанному, не желая накалять обстановку. Пришло время начать свой рассказ.

К его удивлению, они слушали внимательно. Когда Госсейн закончил говорить, Крэнг вынул из портсигара сигарету и закурил. Некоторое время он задумчиво затягивался, не произнося ни слова. Госсейн воспользовался паузой, чтобы как можно тщательнее изучить стоявшего перед ним человека.

Элдред Крэнг был худощав и невелик ростом. Его карие глаза казались желто‑зелеными на свету. На лице с чуть смуглой, как у жителей Востока или Средиземноморья, кожей застыло слегка недоуменное выражение. Его манера держаться говорила о большой силе воли.

Итак, перед ним стоял человек, которого любила Патриция Харди. Госсейн попытался разобраться в своих чувствах и с удивлением подумал, что не испытывает к нему никакой неприязни. Он вспомнил слова робоплана, который ясно дал понять, что от Крэнга нечего ждать помощи. Его окружали заговорщики с Земли, за ним пристально наблюдало галактическое начальство. При Торсоне ему следовало быть особенно осторожным.

Долгое молчание неожиданно прервал громкий смех Крэнга.

– Знаете, – сказал он, – ведь я чуть было вам не поверил. Впрочем, сейчас не имеет значения, лжете вы или нет. Все равно мы решили созвать конференцию с вашим участием и обсудить возникшую проблему. С детскими играми покончено. Через час мы улетаем на Землю.

– На Землю! – повторил Госсейн.

Он печально улыбнулся. Со времени своего пребывания на Венере он успел сообщить об опасности, угрожающей Солнечной системе, только Амелии Прескотт. В лучшем случае она могла позвонить в детективное агентство, не зная, что организация находится в руках заговорщиков. Одно человеческое существо из двухсот миллионов. Крэнг снова заговорил.

– Блейни, – приказал он. – Введите Прескоттов.

Госсейн ничем не выдал своего изумления. С болью в душе он смотрел, как в гостиную вводят супружескую пару, в наручниках и с пластиковыми кляпами во рту. Амелия была явно потрясена и даже попыталась что‑то сказать. Ее усилия оказалось тщетными, и она взглянула на Госсейна, безнадежно покачав головой.

Он почувствовал к ней жалость. Ее решение довериться мужу в надежде, что он останется верен нуль‑А принципам, привело к печальному исходу. Прескотт предал ее. Амелии заткнули рот именно потому, что она не принадлежала к числу заговорщиков. В противном случае ей нетрудно было бы сыграть роль невинно пострадавшей, а они могли не бояться, что она заговорит.

Кляп во рту наверняка причинял ее супругу массу неудобств но, видимо, он считал, что игра стоит свеч. И в чем бы ни заключалась цель этого форса, Гилберт Госсейн должен делать вид, что всему верит, ведь они не подозревали, что он прекрасно знал, кто такой Прескотт.