Изменить размер шрифта - +
Ни один нормальный человек не покончит жизнь самоубийством и не отправится добровольно на эшафот. «Верю ли я, – подумал он, – в существование Госсейна III? Да, верю». Он ошеломленно тряхнул головой. Сколько раз он твердил себе, что это невозможно. «Могу ли я покончить с собой? Нет. Но я должен найти выход. Должен!»

Госсейн повернулся и, не говоря ни слова, направился к выходу.

– Куда же вы? – крикнула она вслед.

– В гостиницу. Если я вам понадоблюсь, звоните в любое время.

У дверей он остановился. У него совсем вылетело из головы, что своей выходкой он поставил ее в дурацкое положение.

– Не забудьте вызвать рабочих, чтобы починили стену, – сказал он. – Думаю, вы лучше меня знаете, что делать дальше. До свидания. Желаю удачи.

Он вышел из дворца и пошел по бульвару. Очутившись в городе, он зашел в первую попавшуюся аптеку и купил пачку гипнотаблеток.

– Решили подготовиться к Играм будущего года? – сочувственно спросил аптекарь.

– Как сказать, – коротко ответил Госсейн.

А теперь – в студию звукозаписи.

– Мне бы хотелось взять напрокат магнитофон, – сказал он. – Примерно на неделю.

– С чистой пленкой для записи?

– Да.

– Четыре доллара пятьдесят центов.

В отеле он первым делом потребовал ключ от сейфа, достал оставшиеся деньги и вернулся в холл.

– Месяц тому назад, – сказал он, – меня выгнали из гостиницы, так как я не смог назвать своего настоящего имени. Сейчас мне нужна комната. Я заплачу вперед.

Клерк не стал колебаться. Отель был практически пуст: люди, не сдавшие экзаменов, давно покинули город. Через две минуты мальчишка‑лифтер проводил Госсейна в просторный номер. Тщательно заперев за собой дверь, Госсейн быстро продиктовал в микрофон заранее подготовленные фразы, включил аппарат на повтор, принял гипнотаблетку и лег, не раздеваясь. «Через двадцать четыре часа, – подумал он, – действие лекарства кончится, и тогда…» Он положил сверкающий маленький пистолет, отобранный у Патриции Харди, на столик рядом с кроватью.

То, что с ним произошло потом, трудно было описать словами. Он не устал, скорее впал в прострацию, чувствуя смертельную усталость, сквозь которую пробивался высокий раздражающий звук… звук его собственного голоса:

«Я – никто. Я ничего не стою. Меня все ненавидят. Какой смысл мне оставаться в живых? У меня никогда ничего не получится. Ни одна девушки меня не полюбит. Я разорен… ни надежды… ни денег… покончи с собой… застрелись…»

На Земле жили и здравствовали миллионы людей, думающих так ежедневно. Но они не стояли на нуль‑А пути развития, а Госсейн надеялся, что его сбалансированная нервная система не выдержит отчаяния, которое он пытался себе внушить. Сознательно опускаясь с сияющих высот интеграции в пропасть невежества, он не сомневался, что рука его дрогнет в нужный момент.

«Какой смысл мне оставаться в живых? Какой смысл… ни надежды… покончи с собой!»

«Меня все ненавидят… ненавидят… ненавидят…»

В течение первого часа в голову лезли посторонние мысли. «Это просто глупо! Мой мозг слишком стабилен, баланс невозможно нарушить… ни надежды… Меня все ненавидят… ничего не стою…»

Примерно к концу второго часа откуда‑то издалека до него стал доноситься назойливый шум. Он становился все громче и громче, иногда даже заглушая высокий звук его голоса. «Пушки! Обстрел! – мелькнула в затуманенном сознании Госсейна. – Неужели они напали на Землю?»

Ему стало страшно.

Быстрый переход