Так и оказалось. Ему нужны были бинты, перманганат калия, несколько наименований сердечных лекарств. Хирургическая игла и нитки к ней. Обеззараживающие воду таблетки, что-нибудь от поноса и расстройства желудка. Жаропонижающие, антисептические, кровоостанавливающие, как лекарства, так и жгуты, а также самые лучшие восстанавливающие и тонизирующие препараты. Ну и последнее, а может быть и самое важное. Ему был нужен промедол.

Нет, он не был наркоманом, но если в тебя попала пуля и у тебя болевой шок, ты можешь умереть от него. У тебя может остановиться от этого сердце, ты не сможешь бежать с разорванной ногой, что поможет тебе спасти жизнь, а промедол позволял это сделать и он был им необходим в их нелёгких странствиях, хотя он и надеялся, что до этого не дойдёт.

Всё вышеперечисленное нашлось и даже новенькая медицинская и компактная сумка с красным крестом на боку тоже, а за промедол.

Старикан, который торговал медикаментами, запросил аж двадцать пистолей, когда за всё остальное, он отдал всего лишь пять. Скрипя зубами, Филатов расстался с золотом, жизнь, всё равно была дороже.

Погрузив, всё в медицинскую сумку, а промедол в отдельную жестяную коробку, он положил всё в армейский рюкзак и направился на выход, провожаемый безмолвными взглядами охраны.

Выйдя из закрытой части рынка, он прошёлся по рядам дешёвой бестолковщины и просроченных продуктов и направился на выход из рынка, где его уже ждали, характерные ребята.

— Э, слышь, крутой, — сказал, один из пятёрки поджидавших его непонятных личностей. Ты товара много купил, надо отдать десятину, уважаемый людям. Отдавай либо деньгами, либо товаром, мы всё берём — и он весело осклабился, довольный собою.

— Его поддержал, какой-то старый «обсос», входящий в его команду.

— Да, да уважаемый, — Ленин, завещал делиться.

— Слышьте, вы … задушив в себе хрип ярости Филатов — уважаемые. По какому праву, вы требуете с меня мифическую десятину. Вы, что церковь или представители монарха. Так, его, ещё в 1917 году скинули престола.

— А, дедушка Ленин, — продолжил он.

— Давно уже лежит в мавзолее, в виде мумии. Хотя может его и эта эпидемия оживила и он сейчас ходит и смотрит, что твориться вокруг и как от его имени отжимают десятину.

— Это не по понятиям пацаны. Могу, лишь из уважения к вам, дать пяток патронов к дробовику и расстанемся полюбовно, чтоб не встретиться больше никогда — и он выжидательно посмотрел на них.

Те видимо растерялись, пока, самый толстый из них, увешанный патронташем с патронами к охотничьему ружью не вышел вперёд и не пропищал, неожиданно высоким голосом: — Деньги гони урод, мы видели, они у тебя есть.

Филатов не знал, что послужило толчком к дальнейшим его действиям, то ли разочарование в людях, то ли горечь потерь, то ли моральная усталость, но он вытащил из ножен свою саблю и одним движением отхватил голову толстому.

Обезглавленное тело постояло пару секунд и завалилось вперёд, брызнувшая кровь из артерий забрызгала лица, стоявших рядом подельников, а Филатов, потрясая саблей, и подняв голову к небу, зарычал: — «УБЬЮ!»

Все четверо, бросились в разные стороны, даже не попытавшись дать бой и бежали сломя голову, страшась оглянуться назад, пока не скрылись за близлежащими домами.

А Филатов, успокоившись, быстро пошёл домой, вложив саблю в ножны. Крепко стиснув руками свой дробовик, и ненавязчиво держа его в полной боевой готовности. Но больше, на него никто не напал и, убыстрив шаги, он скрылся за поворотом, где, уже не скрываясь, лёгкой рысцой рванул в сторону приютившего его района.

Добрался он благополучно, решив искать машину, уже завтра и на другом рынке, который находился на выезде из Пензы и назывался Арбековский.