— Домой, вернулся, — прокомментировал её полёт Хатаб. Дальше три гранатомётчика устроили форменный геноцид идущих на них в атаку зомби, гранаты взрывались в их рядах, сея опустошение, но они как офицеры Каппеля, неумолимо шли дальше, не считаясь с потерями.

Но и Филатов не собирался отступать перед порождением вируса. Гранаты, продолжали лететь, оставляя глубокие воронки в снегу, отрывая конечности, разрывая тела и отделяя безумные головы от искорёженного вирусом тела зомби. Остальные по мере сил, помогая ему отстреливая наиболее быстрых и прокаченных. Джоныч, вскоре сдался, потому что не мог больше держать в неподвижности целую стаю, но в этом уже не было необходимости.

Филатов, тоже почувствовал, что силы подпитывающие его виртуальное войско, уже на исходе и выстрелив последним из гранатомётчиков в кирпичный дом, на крыше которого засел плевальщик, — изготовившейся к стрельбе, словно снайпер, он обрушил крышу, вместе с ним, похоронив его под завалами и оторвав ему что-то от тела.

За 15–20 минут боя, они уничтожили практически всё поголовье окрестных посёлков. Дико захотелось не есть, а жрать. Аппетит проснулся просто зверский.

И они, прям возле поля битвы, разожгли костёр и наскоро вскрывая банки с солеными огурцами, взятыми из подполов селян и разогревая дешёвую тушёнку прямо на горящих досках, выломанных из забора, стали быстро есть давясь едою и возбуждённо обмениваясь впечатлениями о битве.

— А я! — А, он! А, мы! А, я гляжу, он прёт! А, командир ему, как… вдарит! Громко галдели они, отходя от стресса. Один, только Джоныч кряхтел, оглядывая внимательным взглядом особняк.

— Командир, — наконец разродился он:

— Надо пройтись по местным сусекам и продовольствия набрать. Еды мало осталось, на неделю максимум, а нам с такой скоростью, до Арзамаса пару дней добираться. Жителей живых, здесь сто пудов не осталось. Кого съели, кто сам переродился, да перед нами и лежит. Надо собрать, пока не сгнило или другим, кто после нас до сюда доберётся не досталось.

Мысль, была здравая и разбившись тройки, они приступили к экспроприации найденного, впрочем ища, только продукты и оружие. Начали с особняка. Одна тройка стояла снаружи, прикрывая вторую, которая шарилась по дому.

Особняк был по-мнению Филатова — очень большим. В нем была и оранжерея и, огромная веранда для чаепития, небольшой бассейн, роскошная баня и куча хозяйственных построек, непонятного назначения. Там же был и домик охраны и, валяющийся внутри него, уже со следами ржавчины — помповик, был тому подтверждением.

Какими ещё бывают особняки Филатов не знал, но догадывался, что этот, был самым затрапезным из них. Внутри было много комнат и войдя в одну из них, он увидел коллекцию оружия на стене. Оружие было охотничьим, по большей части старым и очень старым, даже попалась пара капсульных пистолетов, явно очень дорогих, но сейчас они были им ни к чему.

Равнодушно окинув взглядом коллекцию, Филатов заметил притулившуюся внизу гарду какого-то холодного оружия завалившегося за огромную напольную вазу. Потянувшись за ней, он неожиданно для себя вытащил саблю с ножнами.

Её латунная потемневшая витая гарда, почти полностью закрывала кисть руки своим рисунком. Потянув саблю из ножен, он оказался обладателем, короткой тяжёлой сабли с расширяющимся на конце и слегка загнутым лезвием по внешней стороне которого находились острые вырезы, похожие на пилу или зубы акулы.

Ничем иным, кроме как тяжёлой абордажной сабли это быть не могло. Сабля сидела в руке, как влитая, её центр тяжести смещённый к острию, тянул почти физически к нанесению удара наотмашь с гарантированным разрубанием врага на две неравных половинки. Она звала в бой и её серо-стальное лезвие без пятнышка ржавчины вселяло в Филатова уверенность в завтрашнем дне.

Взмахнув саблей, неведомо как, попавшей в руки прежнего хозяина, он обрушил удар на ни в чём не повинный диван, разрубив его спинку, как картонную.