Голова моя билась об острый край кольчуги, я слышала удары его сердца, иногда видела ноги других полуконей, удиравших с добычей, и пышущие искрами, протянувшиеся до горизонта Огненные ступени…
Когда меня выпустили из рук, тело одеревенело настолько, что самостоятельно я встать не могла. Я ползала в колючей траве, извивалась, точно раздавленный червяк, и хватала воздух широко раскрытым ртом. Я вывернулась наизнанку, подарив духам почвы не только остатки ужина, но и изрядные запасы желчи. Вокруг точно так же ползали, хныкали и надрывались дети, сыновья и дочери торгутов. Дети, которых высокий лама направил для учебы в волшебную страну Бамбука.
Следующие одиннадцать ночей я собирала вокруг себя тех, кто был младше, кто больше меня нуждался в ласке и опеке. Я собирала их в кружок, чтобы они тише плакали, и рассказывала им о чудесной стране Бамбука, куда мы непременно попадем, когда нас найдут и выкупят. Я говорила им о том, чего сама никогда не видела, о поющих рыбах в садах императора, о Короне, которая восходит прямо из бескрайней индиговой пустыни океана, как добрый пастух, гонящий впереди себя стада морских коров. О хмурых, но справедливых самураях, превративших всю свою земную жизнь в подготовку к достойной смерти, о хрупких бесшумных женщинах, порхающих нежными тенями, с кинжалами в высоких прическах…
А поутру нас связывали, запихивали в пыльные волосяные мешки, намертво затягивали горловины и прикручивали к спинам. Для центавров любой породы оскорбительно возить человека на спине, это вроде как опускаться до уровня лошади. А уж возить верхом на спине пленных — это совершенно недопустимо и даже строго карается своими же вождями…
Когда у меня закончилась фантазия, я рассказала сверстникам о клокочущих порогах Леопардовой реки, о вечно мокрых, гудящих хижинах на сваях, о празднике Посоха, когда мальчики народа раджпур дерутся, не прикасаясь друг к другу, а палки и камни летают у них внутри очерченного круга. Я рассказала им о празднике Гневливой луны, когда по шести женским ремеслам соревнуются девушки, и лучшей достается венок из листьев винного дерева, которые можно заваривать всю зиму, и вся семья будет пьяна темно-коричневым чаем.
Девушки соревнуются в искусстве прятаться за спиной нападающего, поют заклинания, заставляющие распускаться цветы, убивают голосом домашних коз, сквашивают молоко и укрепляют настойки, а также определяют болезни человека, не поднимая покрывала. Мне приходилось занимать сверстников, словно я была старше, но дело не в возрасте, а в опыте. Наши похитители запрещали разжигать костры, им нравилось прятаться в полной темноте, а ночами в горах можно было легко замерзнуть. Мы жались друг к дружке, обнимались, и, во многом благодаря моим байкам, многие спаслись…
То есть они спаслись от смерти в первые дни плена, не более того.
Сейчас я понимаю, отчего мы так уставали, и отчего так долго пробирались по заснеженным перевалам. Гандхарва старательно избегали поселений и дорог, и уж конечно, не желали пользоваться Янтарными каналами. Кажется, мне тогда не исполнилось и тринадцати лет, но точно неизвестно. Я не знала тогда, что полукони, как и все прочие разумные, не принадлежащие к человеческим расам, избегают каналов. И вовсе не только потому, что везут на невольничий рынок Бомбея будущих евнухов и дэвадаси…
Полукони часто гибли в Янтарных каналах. Точнее, не возвращались наружу — это еще не означает, что гибли. Тем не менее, они предпринимали все возможное, чтобы не нырять в темную воду, будь то жерло заросшего мхом колодца, в заброшенном лесном городе, или кишащая птицами мелководная пойма реки. Они проваливались сквозь янтарную ткань бытия, как проваливаются люди-перевертыши, люди-водомерки, а иногда и нюхачи. Такое ощущение, словно они в чем-то тяжелее людей, и упругая янтарная ткань не выдерживает их веса. Но вот еще одна необычная, тревожная деталь — рвутся лишь те каналы, которые ведут на другую твердь. |