— Наверное, это последняя капля, чтобы я уже и не дергалась, — отозвалась Муза. — И по своей дури, ты прав. Надо было сразу почувствовать неладное. Интуиция подкачала.

— Не надо знакомиться в неположенных местах, — не смог не прокомментировать он. — Ты, главное, не впадай в депрессию, что-то надо придумать.

— В смысле? — не поняла Муза.

— Ну, чтобы дальше жить и работать, даже потеряв профессию, — ответил он.

— Меня трогает твоя забота, но я как-нибудь сама разберусь. Честное слово! Я уже и работу поменяла, преподаю, вроде свожу концы с концами. Скоро рука заживет, надеюсь, смогу дальше учить детей…

— Я тебе этого желаю и молчу о дочери. Главное — понимать, что безвыходных ситуаций нет. — Он прибавил газу.

— Спасибо. Кстати, у вашей девочки в комнате на стенах много рисунков. Она сказала, что сама нарисовала. И они очень даже неплохи.

— Да, она рисует с тех пор, как взяла карандаш в руки, — подтвердил Григорий Георгиевич.

— Так вот, я не художница, конечно, но у вашей девочки талант! Это явно! Очевидно! Пусть рисует, к этому у нее точно способности есть! — посоветовала Муза.

— А у тебя и родители музыканты? Извини, что интересуюсь. Назвали дочку Музой, и профессия у тебя соответствующая.

— Отец — да, но его уже нет, мама — учительница, так что преподавание у меня в крови, — ответила Муза.

За такими неспешными разговорами они подъехали к ее дому.

— На кофе не пригласишь? — спросил Григорий Георгиевич, улыбаясь. — Хотя я понимаю: рука, нервный стресс и всё такое…

— Нет, дело не в руке, — твердо сказала Муза. — Спасибо за всё.

Она вышла из машины, излишне громко хлопнув дверцей, так как хотела, чтобы она сразу же закрылась, и гордо удалилась. Муза не видела его жену, но видела его дочку, очаровательную малышку, и этого было достаточно, чтобы почувствовать боль в сердце. Женатые мужчины для Музы были беспрекословным табу. Хотя Григорий Георгиевич чисто по-человечески и внешне очень ей понравился, несмотря на то что первое впечатление о нем у нее было не самое лучшее. Второе впечатление, как говорится, оказалось более приятным.

Светлана Игоревна побледнела как смерть, когда увидела руку дочери.

— Что опять случилось? Ты упала? Откуда это?

— Ерунда, неудачное свидание, — отмахнулась Муза.

— Что за напасть такая? Что у тебя все с руками случается-то? Словно специально! Назвали Музой, профессию дали музыкальную, а все напасти на руки. Сглазил тебя кто-то, точно! Пианистка! — чуть не заплакала Светлана Игоревна.

— Мама, ну какой сглаз! Что ты, в самом деле! Совпадение! Все равно не играю! Чего уж теперь? Как сказал один человек, главное, не впадать в депрессию, безвыходных ситуаций не бывает.

…Несколько дней Муза ходила на перевязки и давала уроки своим ученикам. И снова ей пришло письмо, на этот раз от вновь объявившегося поклонника Максима. Фотография была опять очень даже симпатичная. То, что она не ушла с сайта знакомств, удивляло даже ее саму.

«Не может быть, чтобы я дважды наступила на одни и те же грабли, — подумала Муза. — Хуже, чем Алексей, Максим уж точно не будет!»

Однако вела она себя в этот раз более осторожно.

У них завязалась бурная переписка.

Но мужчина настолько литературно и хорошо изъяснялся, что ее затянула эта переписка. Она и днем, и вечером отвечала на его письма. Он писал и стихами, и про свою жизнь, и про нелегкую работу со сталью и сплавами — работал он инженером на сталеплавильном заводе.