— Где ты был?
— Залег на дно, — ответил Каппен. — Я нашел местечко в Лабиринте, где пережду до тех пор, пока обо мне не забудут, или я не решу убраться отсюда.
Он хлебнул вина. Косые лучи солнца пробивались сквозь окна, в их тепле плясала золотая пыль, мурлыкала развалившаяся кошка.
— Вся беда в том, что мой кошелек пуст.
— Такие заботы нас долго еще не будут беспокоить, — вытянувшись на стуле, его друг позвал трактирщика.
— Пива! — прогремел он.
— Значит ты получил награду? — жадно спросил менестрель.
Джеми кивнул.
— Ага. Все было так, как ты шепнул мне перед тем, как покинуть нас. Я недоумеваю, почему — это вызвало некоторые затруднения. Но я намекнул Молину, что мысль о спасении пришла ко мне, а ты просто потащился за мной, в надежде на то, что я отстегну тебе несколько реалов. Жрец набил коробку серебром и золотом и сказал, что жалеет, что не может дать вдесятеро больше. Он предложил мне рэнканское гражданство и титул, а также государственную должность, но я сказал, нет, спасибо. Мы с тобой поделим все поровну. Но сейчас выпивка за мой счет.
— Что с заговорщиками? — спросил Каппен.
— А, с этими. Как ты и ожидал, все замяли. Однако, хотя храм Ильса не закрывают, его здорово поприжали, — взгляд Джеми пробежал по столу и заострился.
— После твоего исчезновения Данлис согласилась позволить мне взять на себя честь освобождения женщин. Она-то знает все — Розанда ничего не заметила — но Данлис немедленно нужен был мужчина, чтобы отправить его на совет к Принцу, а никого, кроме меня, не было. Она решила, что ты просто устал. Когда я в последний раз видел ее, однако, она… хм-м… «выразила разочарование».
Он склонил на бок рыжую голову.
— У тебя отличная девчонка. Я думал, ты любишь ее.
Каппен Варра снова хлебнул вина. Воспоминания о давних урожаях пробежали по его языку.
— Любил, — сказал он. — Люблю. Мое сердце разбито, и отчасти я пью для того, чтобы заглушить боль.
Джеми поднял брови.
— Что? Это какая-то бессмыслица.
— О, в этом есть великий смысл, — ответил Каппен. — Разбитые сердца заживают достаточно быстро. А пока позволь прочесть тебе рондо, которое я как раз закончил:
Каждый клинок печали, направленный на то, чтобы ранить или убить, Моя госпожа с утра умело отбивает.
И все же взываю к богам, чтобы я не оказался тем, кто станет ее мужем!
Я поднимаюсь с постели как можно позднее.
Моя милая приходит ко мне подобно рассвету.
Во тьме я рассуждаю, не случится ли так, что она задержится.
Эндрю ОФФУТ
ЗАЛОЖНИК ТЕНЕЙ
НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ, СДЕЛАННЫХ ФУРТВАНОМ ЗАЖМИ-МОНЕТУ, КУПЦОМ.
Первое, что бросилось мне в глаза в этом человеке, было то, что он мужчина не бедный. Мальчик, юноша или кем он еще был тогда. Учитывая все оружие, которое висело на нем. На шагреневом поясе, надетом поверх алого кушака — ярко-алого! — на левом бедре болтался кривой кинжал, а на правом — как говорят в Ибарси, «ножик» длиной в руку. Не меч, нет. Значит, и не воин. Но это не все. Немногие знают, что к левому его ботинку на шнуровке приторочены ножны, узкое лезвие и рукоять ножа кажутся игрушечными. Как-то раз на базаре я слышал, как он сказал Старику Топтуну, что это подарок женщины. Сомневаюсь в этом.
(Мне сказали, что еще одно лезвие привязано более чем неудобно к его бедру изнутри, вероятно, к правому. Возможно именно этим объясняется его походка. Крадущаяся, как у кошки, и в то же время не сгибая ног. |