Наконец правая его рука нащупала какой-то твердый и гладкий предмет, на который он опирался. Тело его медленно крутилось и постепенно выпрямлялось, ноги разогнулись, напряглись и почувствовали опору. Возвращалось зрение. Странные зеленые полотнища тянулись перед глазами, откуда-то сзади шел слабый свет, и Лестер уже двигался куда-то вверх, с напряжением, будто в гору. А гладкий предмет оставался под рукой, он продолжал на него опираться. Потом восхождение кончилось, и другой, желтоватый свет забрезжил ему — теперь уже спереди. Он повернул налево, уже ни на что не опираясь, сам не зная почему. Потом маленький холодный предмет оказался в его правой руке, и этим предметом, ничего не сознавая и ни о чем не думая, он стал ковырять плотную преграду, вставшую перед ним, которую он ясно видел и про которую ничего не знал. И вот что-то щелкнуло под его рукой, и рука освободилась от того, что он сжимал в ней только что. Преграда подалась под его плечом, которым он бессильно привалился к ней. Он сделал шаг, и новый свет, более яркий, ударил на него из щели, все более расширявшейся. Он вошел в эту щель. И тут из света раздался незнакомый голос — один из тех голосов, которым когда-то, миллион лет назад, разговаривали женщины.
— Опять ты оставляешь ключ снаружи! — сказал этот голос. Зрение вернулось к нему почти сразу, и минут)' спустя явилось сознание. Он стоял в своей квартире, покинутой им миллион лет назад за миллион миль отсюда и знакомой до последней выщербленной половицы. Гора, по которой он только взобрался, была лестницей, по которой он ходил столько лет. Зеленые полотнища были стены лягушачьего цвета, от них на лестнице всегда было мрачно. Дверь в его кабинет была открыта, и его портфель стоял так, как он любил, не на стуле, а прямо на ковре. Черноволосая немолодая женщина, которую он видел впервые в жизни, стояла, сложив руки под фартуком, и смотрела на него с укоряющей улыбкой. Самокат стоял в коридоре, прислоненный к стене, и на этот-то самокат и воззрился он с диким и странным любопытством.
— Что ты забыл на этот раз? — спрашивала его женщина. — Бери и иди скорей, уже опаздываешь.
Но он не слышал этот голос, ни одна интонация которого не была ему знакома. Что-то происходило с его головой. Он понимал, что должно случиться что-то еще, главное, и готовился к этому, как когда-то в отрочестве готовился к неизвестной, но страшной опасности, пробираясь ночью по лесу. .
И наконец то, чего он смутно ждал уже несколько долей секунды, случилось. С криком «Папа, ты уже вернулся с работы?!» в коридор ворвался, выбежав из столовой, смуглый мальчик лет семи и бросился к нему, волоча за ухо большого плюшевого тигра, которого Лестер узнал. Он сам покупал этого тигра.
И тут вчерашний день, пробежав все тысячелетия, или часы, или минуты, приблизился к нему вплотную. Винклер, небо ослепительной синевы, которой он не увидел, черноволосая женщина, уходившая сейчас в кухню незнакомой походкой, и даже тигр, разросшийся до размеров настоящего и уже продирающийся прямо на него сквозь лианы, — все это запрыгало перед ним, в то время как мальчик дергал его за полы пиджака, смотрел на него снизу, откинув узкое и смуглое лицо и беззвучно шевеля губами.
— Кто там еще есть? — глухим голосом спросил Лестер неизвестно кого и двинулся вперед по коридору. Он прошел знакомую столовую, мельком глянул за окно, уже зная, что увидит улицу, по которой прошел последний раз вчера вечером, и встал на пороге детской. Детская была пустая, в ней стояла одна кроватка, та самая, в которую по вечерам укладывал он иногда свою четырехлетнюю дочь. Тут он почувствовал легкую дурноту и перевесился через подоконник, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Внизу играли девочки, почти все они были ему знакомы. Но он уже знал, что одной нет среди них, и не только нет, но и никогда не было.
Выпрямившись, он обвел взглядом всю комнату, и среди той груды предметов, которые окружали каждого семилетнего мальчика в их стране, он увидел несколько знакомых, будто только что брошенных его дочерью. |