— А чья же еще?… — печально отозвалась Дина. — Только это не я, как тут некоторые… считают, довела его. Мы расстались задолго… Фактически из-за Люси. Он становился страшным деспотом. При постоянном пьянстве… Это было страшно, Саша, поверьте.

— Я и не собираюсь вам возражать… Ну, ладно, а теперь, надеюсь, вы мне сами подробно расскажете, что там за «мохнатый» всплыл на горизонте, а также посвятите в предысторию вопроса. Честно скажу, я не могу вот тут, прямо сейчас, пообещать, что мы сумеем решить вопрос в свою пользу, есть некоторые… — Турецкий поморщился. — Ну, скажем, обстоятельства, которые не будут помогать, главное, чтоб не мешали. Однако могу обещать лишь одно: что смогу, то сделаю. Мы с Иркой вчера заговорили на эту тему, она со мной полностью согласна, хотя и смотрит скептически. А еще произнесла одну фразу, которую надо обязательно иметь в виду. Париж — действительно слишком жирный кусок, чтобы его отдали без боя. Особенно, когда он еще и халявный, как нынче выражаются. Слышали, небось, такое слово?

— А то!

— Вот поэтому давайте-ка мы с вами некоторое время, пока будем заниматься этим вопросом, помолчим, никому не станем ничего говорить, чтобы не сглазить, к примеру, так? И девочке пока тоже знать необязательно. Не дай, Бог, еще одно разочарование! Зачем, верно? Ну, а… как только, так — сразу. Согласны?

— Вам-то это зачем? — после долгой паузы спросила Дина. — Из спортивного интереса? Вряд ли… Скажите правду, Саша.

— Мне? Ишь, как вы! А вот вчера теть Маша спросила: «А где она, твоя, Сашенька, социальная справедливость?» Знаете, как задело вдруг? Сам от себя не ожидал…

— Да будет вам…

— Нет, серьезно! — он заметил блеснувшие в глазах Дины слезинки и хмыкнул насмешливо. — А я ей отвечаю: «Старых газет, поди, начиталась?» А сам думаю: действительно, а где? Вот и решил. Восстановить! — он расхохотался. — А что еще остается? И потом голос этот грудной, томный такой, из другой эпохи: «Здравствуйте, я вас слушаю, кто звонит?» С ума сойти… Вот и решился. Вы-то возражать не будете?

Дина посмотрела на него, потом мизинцем провела по нижним векам и вздохнула:

— Давайте лучше пить кофе… Саша.

«Господи, а она совсем слабая женщина, хочет казаться сильной, но не получается», — подумал он.

— А можно, я вам еще немного горчички добавлю?

— Если очень хочется… Только зачем? За какие мои грехи?

— Хочется хочется, можете быть уверены. Это иногда просто необходимо. Вот когда мы начали разговор, у вас лицо вдруг стало отчужденным, ужасно неприятным. А потом улыбнулись и — чудо! Просто влюбиться хочется. Вы имейте это в виду, — уже деловым тоном закончил Турецкий. — Женская неприступность, между прочим, может быть и ласковой. И доброй. И даже очень нежной. Обманчиво нежной, заметьте.

— Вы психолог? — Дина усмехнулась.

— Нет, что вы, это Ирка у меня криминальной психологией занимается — на досуге, — так-то она преподает музыку в Гнесинке. Ну, а я всю сознательную жизнь убийц и бандитов ловлю. И сажаю их в тюрьму. А когда выхода уже нет, стреляю. Обычно попадаю. И в меня стреляют, иногда тоже попадают, тогда я лечусь. И этот процесс был бы бесконечным, если бы… а, впрочем, это уже неинтересно.