Второго декабря 1942 г. физики лаборатории Чикагского университета осуществили первую в мире управляемую ядерную реакцию. Центр тяжести в американских исследованиях начинает смещаться с теоретических и лабораторных исследований к опытно-конструкторским работам. Президент Рузвельт очертил совокупность специальных мер, направленных на сохранение секретности расширяющихся работ. В США создавалась сложная система прикрытия крупного научно-промышленного проекта. Руководитель проекта — генерал Гроувз предпринял необычные даже для военного времени меры безопасности.

Рузвельт и его окружение не были уверены, сможет ли атомное оружие быть использованным в ходе текущей войны. Но они полагали, что получают, могущественный инструмент воздействия на послевоенный мир, получают новый фактор международных отношений. Будущую ядерную дипломатию Рузвельт обсуждал, собственно, не с американцами, а с англичанином Черчиллем. Складывается впечатление, что, в ответ на согласие Черчилля быть младшим партнером коалиции, Рузвельт согласился на первых порах приобщать английского союзника к атомным секретам.

Но Черчилль сомневался: что будет, если первым в атомной гонке окажется СССР? Вермахт еще контролировал две трети Европы, а Черчилль уже поставил вопрос: «Что мы желаем иметь между белыми снегами России и белыми скалами Дувра?» Западные союзники все более склонялись к мысли, что лишь ядерное оружие может дать надежный ответ. Посмотрим, от кого хранились секреты. Цитируем генерала Гроувза: «Через две недели после того, как я взял на себя руководство проектом, у меня навсегда исчезли иллюзии в отношении того, что Россия является нашим врагом, и проект осуществлялся именно на этой основе». В ходе осуществленного позже сенатского расследования генерал Гроувз рассказал о том, что президент Рузвельт был полностью осведомлен об информационной блокаде своего главного военного союзника.

Гроувз не знал, что и Россия следит за проектом «Манхэттен». В феврале 1943 г. Курчатов сидел у Молотова в Кремле, поглощенный обзором английских исследований в урановом проекте. От руки Курчатов пишет, что прочитанное имеет «громадное значение для нашего государства и науки… Эти материалы позволили определить основные направления собственных исследований, обойти многие трудоемкие фазы разработки проблемы». Две памятные записки, написанные И.В. Курчатовым в марте 1943 г. сыграли ключевую роль в советском атомном проекте. Он еще не знал об успехе Ферми в Чикаго. В записках отсутствует злорадство, в них скорее восхищение западным продвижением, это спокойная оценка ситуации. Курчатов и не дает место горечи замедлению советских работ в связи с войной.

Открылась перспективность газовой диффузии и цепной реакции в смеси урана и тяжелой воды. Повторить английский опыт Курчатов пока не мог, в СССР пока было около трех килограммов тяжелой воды. Ядерный реактор Курчатов еще называет «котлом». Общий вывод Курчатова: наиболее перспективный путь к атомной бомбе — плутониевый. Это — поворотный момент. Первые советские циклотроны намечены на 1944 г. Курчатов приводит список лабораторий в Соединенных Штатах, список начинается с лаборатории в Беркли. Государственный комитет обороны приступил к советскому атомному проекту 12 апреля 1943 г. — создается в рамках Академии наук т.н. «лаборатория № 2». В гостинице «Москва» (столь бездумно разрушенной в 2004 г.) впервые встретились те, кому предстоит реализовать указанный проект. Правительство дало Наркомату цветной металлургии задание как можно скорее получить 100 тонн чистого урана. Советское правительство послало в вашингтонское управление по ленд-лизу запрос на 10 килограммов металлического урана.