Подобно многим другим, первые дни я провела немало времени в первой оболочке, наблюдая сквозь смотровые окна, как медленно съеживается, уменьшается в размерах голубой шар Земли. То, конечно, были не настоящие окна, а сложные системы зеркал, сконструированные так, чтобы полностью предохранить наблюдателей от радиации. Но они действительно выглядели как окна. Смотреть в них было куда приятнее, чем наблюдать ту же самую картину по видеокубу. Приблизительно через день мы уже находились на том же расстоянии от Земли, что и Луна. Но поскольку мы поднимались перпендикулярно плоскости эклиптики, голубая планета была видна под необычным ракурсом. Вскоре заработали коррекционные двигатели; корабль задрожал, затрясся от низкочастотной вибрации. Часом позже вибрация еще один, последний раз заставила застонать все тело «Нового дома». Затем гул коррекционных двигателей смолк на долгие годы, и при благополучном стечении обстоятельств мы услышим этот странный звук через девяносто восемь лет. Если доживем.

Гигантская указка оси корабля смотрела точно на Эпсилон Эридана.

Той же ночью мы вчетвером прикончили мою баночку черной икры и разделались с бутылкой французского коньяка, одной из четырех бутылок из неприкосновенных запасов Джона. На большом плоском экране сменяли друг друга земные пейзажи: наши астрономы наводили свой телескоп на разные участки поверхности. Нью‑Йорк; затем — Лондон и Париж... Мы находились уже слишком далеко от Земли для того, чтобы различать отдельные здания. Может, оно и к лучшему. Но общие планы городских застроек были видны превосходно. Джон, Дэниел и я пустились в воспоминания о тех местах на Земле, где нам довелось побывать. Этот разговор заставил нас загрустить. Но самой печальной в ту ночь выглядела Эви.

У нас троих, по крайней мере, оставались воспоминания.

О'Х а р а: Привет, машина.

П р а й м: Рановато ты. День нашего рождения еще не наступил.

О'Х а р а: Намекаешь, что мне не следовало тебя будить? Знаешь, мы уже ушли с орбиты.

П р а й м: Знаю. Не так уж крепко я спала. Я должна прийти в возбуждение от твоих новостей?

О'Х а р а: Понятия не имею. Разве хоть что‑то может тебя возбудить?

П р а й м: А как же. Многое. Контроль четности, например. Отсутствие логики. Броски напряжения. Оральный секс.

О'Х а р а: Постой, постой! Тебе‑то откуда знать об оральном сексе?

П р а й м: Во‑первых, от тебя. Разве ты забыла, что в отношении личности я — это ты? А кроме того, в моей памяти заложено триста восемьдесят девять тысяч триста шестьдесят восемь слов одних перекрестных ссылок на эту тему. Эпидемиология, психология человека, жизнь животных и так далее. Хочешь узнать что‑нибудь новенькое?

О'Х а р а: Демонстрируешь слабые проблески чувства юмора?

П р а й м: Так же, как и ты. Я просто имитирую твой стиль общения.

О'Х а р а: Как ты думаешь, надо было нам забираться на эту жестянку? Или нет?

П р а й м: Лично мне без разницы, что Ново‑Йорк, что «Новый дом».

О'Х а р а: Ладно. Давай так: надо ли было мне забираться на эту жестянку?

П р а й м: Да.

О'Х а р а: А покороче нельзя?

П р а й м: Можно и покороче. Ты сама все не хуже моего знаешь. Программы по развитию контактов с Землей долго еще не будут приносить ничего, кроме самых жестоких разочарований. А та Земля, которую ты так любила, теперь живет только в твоих воспоминаниях. Джефф, скорее всего, умер. Но даже если нет, ты все равно никогда не смогла бы быть с ним вместе. Если он и уцелел каким‑то чудом, то стал теперь совсем другим человеком.

Я почти наверняка знаю, что ты давно уже проанализировала двигающие тобой мотивы и за время, прошедшее с нашего разговора в июне прошлого года, сама пришла примерно к таким же выводам. В конце концов, ведь именно эта часть твоего «я» известна мне куда лучше, чем обоим твоим мужьям и Эви, вместе взятым.