Для нас она представляет большую религиозную ценность. Мой брат всего лишь темный фанатик, он искренен, но… как это сказать по-французски? — простоват! Я, конечно же, сохранил религию своих предков, но вот уже несколько лет живу во Франции, учусь в Сорбонне… Я очень люблю Францию! Я понимаю своего брата, но не оправдываю его.
Последнюю часть своей речи Чен Сун сопровождал энергичными жестами. Ему почти удалось добиться расположения Мишеля.
Однако Даниель уже пару минут подавал Мишелю очень странные знаки, и в конце концов они привлекли его внимание. Демонстративно раскачивая ногой, Даниель указывал взглядом на ботинки Чен Суна. Наконец до Мишеля дошел смысл его уловок. Чен Сун носил ботинки на толстой каучуковой подошве и вполне мог оставить глубокий след на мягкой почве клумбы.
Возникшая было симпатия к гостю мгновенно улетучилась. А ведь еще минуту назад Мишель готов был отдать вазу несчастному изгнаннику, вся вина которого состояла лишь в том, что у него есть брат — темный фанатик; однако рассказ гостя никак не вязался с его попыткой забраться ночью на виллу…
— Я осмелился явиться и отнять ваше драгоценное время, чтобы узнать, не позволите ли вы мне перекупить эту драгоценную вазу, которой так не хватает нашей семье! Другой ценности ваза не представляет, просто она перешла к нам от далеких предков…
Мишель наклонил голову и тяжело вздохнул.
— Все, что вы только что рассказали, мсье, меня глубоко тронуло…
Лицо Чен Суна расплылось в улыбке. Мишелю показалось, что он испытал внезапное облегчение. Во всяком случае, его радость казалась чрезмерной и никак не соответствовала цели визита.
…но, к сожалению, мсье Чен Сун, я не могу продать вам вазу, так как я уже отдал ее… подарил человеку, для которого я ее купил.
Но вы могли бы ее забрать и подарить что-то другое взамен!
Увы! Такой друг Франции, как вы, мсье, должен был* бы знать, что у нас не принято забирать подарки обратно!
В течение секунды на лице Чен Суна промелькнула злоба, что сильно испугало Кристину.
Однако гость быстро овладел собой и, через силу улыбаясь, попытался еще раз настоять на своем.
— Может быть, вы могли бы дать мне имя и адрес этого человека, мсье Терэ? Я понимаю — вы не можете забрать то, что подарили, но я мог бы предложить хорошую сумму или хороший подарок взамен. Разумеется, цена подарка намного превышала бы цену вазы.
Казалось, что Мишель некоторое время обдумывал предложение.
Это невозможно, — сказал он сухо. — Совершенно невозможно! Человек, о котором идет речь, уехал.
Уехал?
Да, уехал… в Южную Африку!
Может быть, он вернется через некоторое время?
Увы, нет! Он был проездом в Париже и, вероятно, попадет сюда снова только через много лет.
Чен Сун сильно побледнел, у него начался нервный тик. Очевидно, он изо всех сил пытался не показать своего разочарования.
В довершение Мишель ласково добавил:
Впрочем, все это я уже говорил мсье Дкжофру в понедельник, когда он приходил сюда по вашему поручению!
Чен Сун буквально подскочил от удивления и в течение нескольких мгновений ничего не мог поделать с выражением своего лица.
— Мсье Дюкофр приходил в понедельник? От моего имени? — спросил он, нахмурив брови.
— Конечно! Разве он вам ничего не сказал? — с невинным видом осведомился Мишель.
Чен Сун был настолько потрясен, что ни Мишель, ни Даниель не знали, что и подумать. Однако азиат быстро взял себя в руки. Он с трудом выдавил из себя улыбку и добавил с едва скрываемым гневом:
— Конечно это меняет дело; если бы уважаемый мсье Дюкофр меня предупредил, я не стал бы вас беспокоить.
К нему вернулась заискивающая улыбка, но в глазах появился странный блеск. |