|
Но они скоро пронюхают о вашем возвращении.., судья Хант. – Что говорят врачи о состоянии Мейсона? Детектив взглянул на часы. – Уже почти полночь. Я сказал хирургу, что вы вот вот появитесь. Он велел вам позвонить и узнать последние новости. О'Коннор вынул сотовый телефон и набрал номер. Через пять минут переговоров, на протяжении которых его отсылали от одного человека к другому, он вручил телефон Молли. Рамзи впился глазами в ее лицо. Выражение почему то не изменилось. Странно. Неужели… Молли отключилась и отдала телефон детективу: – Он жив. Хирург, доктор Билиотти, говорит, что шансов пятьдесят на пятьдесят, если он, конечно, протянет ночь. Отец уже пришел в себя. И прошептал полицейскому, сидевшему у кровати, что его застрелил Луи Сантера. – Шутите! – воскликнул детектив. – Он, должно быть, еще не отошел от наркоза. – Так и Билиотти читает. Больше отец не сказал ни слова. Доктор жалуется, что папарацци осадили больницу и его лично. Одна из сиделок поймала репортера, нарядившегося уборщиком и тащившего швабру. Он, видите ли, пытался пробраться к постели Лорда. – Кстати, у вас нет никаких версий? Идей, которые могли бы поспособствовать раскрытию преступления? Молли и Рамзи сокрушенно уставились на детектива. Оставалось лишь признать свое поражение. * * * Шипение регулятора казалось неприлично громким в тишине отделения интенсивной терапии Чикагской мемориальной больницы на улице Джефферсона – в ближайшем травматологическом центре, куда привезли раненого. Молли вперилась глазами в белое лицо отца. Из носа и рта отходят трубки, в венах торчат иглы капельниц, мочеприемник свисает со спинки кровати. Полицейский сидел на кровати с диктофоном на коленях и криминальным романом в руке. Он равнодушно кивнул вновь прибывшим, но тотчас вскочил, узнав судью Ханта, и снова поклонился, на этот раз куда почтительнее. Отделение интенсивной терапии было огромным, безликим, набитым новейшими приборами. Кроме Мейсона, здесь находилось всего шесть пациентов, отделенных друг от друга занавесками. Стоны боли мешались с этим проклятым шипением, тихими голосами родственников, пытавшихся беседовать с больными, проклятиями, несущимися с койки в дальнем углу, торопливыми шагами сестер. Отец лежал неподвижно, как труп. И если бы отключили аппарат искусственного дыхания, наверняка бы умер. Она слегка коснулась ладонью его щеки, влажной и словно обвисшей. И в этот миг поняла, что страстно желает его выздоровления. Каков бы он ни был, это все же ее отец. Пусть живет, долго долго. Не прошло и пяти минут, как сиделка жестом велела им уходить. Очутившись в коридоре, Молли спросила детектива О'Коннора: – Маме звонили? Она живет в Италии. Тот непонимающе уставился на нее, почесал за ухом и покачал головой: – Ничего не могу сказать, миссис Сантера. – Тогда я немедленно свяжусь с ней, как только мы вернемся домой. Было уже около двух часов ночи. Молли хотелось снова вбежать в отделение, убедиться, что отец еще на этом свете. Жизнь едва теплилась в этом изуродованном теле. На обратном пути им почти не встретилось машин, но Рамзи не отрывал взгляда от дороги. Он так измучился, ничего не соображал. Даже если бы им все таки удалось пожениться, в эту минуту он сильно сомневался в том, что чары Молли могли бы побудить его к действиям. Впрочем, и она выглядела не лучше. Едва держится на ногах. Когда они наконец подкатили к воротам особняка Лорда, какой то мужчина выскочил из машины, стоявшей на обочине дороги, и кинулся наперерез. – Репортер. Только этого нам не хватало, – буркнул Рамзи и громко окликнул охранника: – Это судья Хант! Сию секунду откройте ворота! Шевелитесь! Здесь репортер! – Слизняки вонючие, – прорычал охранник и распахнул ворота как раз в тот момент, когда репортер коснулся заднего бампера. |
