— Бейсболистом! — отвечал Генри.

— Каким именно? — уточнил приемный отец.

— Средним подающим! — после короткого размышления ответил Генри.

— Центровым подающим, — поправил мистер Шрайбер. — Правильно, Генри. Все великие игроки так играли — Рут, Кобб, Ди Маджо, Мьюзл. А за какую команду хочешь играть?

Генри и тут знал правильный ответ.

— За «Нью-Йорк Янкиз», конечно!

— Видали? — гордо сияя, спросил мистер Шрайбер. — Уже настоящий американец!

Раздался тройной гудок. По коридору прошел стюард, звоня в гонг и выкликая:

— Провожающих прошу сойти на берег!..

Гости двинулись к выходу, сопровождаемые всхлипывающей миссис Баттерфильд. Прощания зазвучали с удвоенной силой.

— До свидания, миссис Харрис! — крикнула миссис Шрайбер. — Храни вас Бог! Не забудьте посмотреть, кто теперь живет в нашем доме!..

— До свидания, мадам! — сказал маркиз, склоняясь к руке миссис Харрис и щекоча ее усами. — Вы должны быть очень счастливы — потому что приносите счастье другим, включая, должен заметить, и меня. А проделка все-таки вышла отменная! И я всем сказал, что мой внук вернулся к отцу в Англию, так что проблем больше быть не должно.

— До свидания! Будьте счастливы! — закричали все Брауны.

— До свидания, будьте счастливы! — повторил за ними мистер Шрайбер. — Если вам что-то будет нужно, позвоните мне. Не забудьте, у нас и в Лондоне есть филиал. Они смогут помочь вам в любой момент.

Генри застенчиво подошел к ним — он был все-таки еще мальчиком, и сильные чувства смущали его. Он не знал, что будет с ним в будущем, но сомнений в настоящем у него не было — так же как он не намерен был забывать, что эти две пожилые женщины спасли его, хотя он мало-помалу начал забывать о жизни у Гассетов.

Но миссис Баттерфильд не была намерена стесняться. Она сгребла мальчика в охапку, прижав к своему могучему корпусу и тем самым создав мальчику некоторые трудности с дыханием, пока она обнимала него и всхлипывала. Наконец, миссис Харрис остановила ее.

— Довольно, милочка. Не увлекайся. Он больше не малыш — смотри, он уже мужчина!

Этими словами она заслужила едва ли не большую благодарность Генри, чем его спасением. Он подбежал к ней и обхватив ее шею, прошептал:

— До свидания, тетя Ада. Я тебя люблю!..

Это были последние слова, сказанные при расставании. Все вышли и стояли на краю пирса, пока огромный лайнер осторожно выходил в Норс-ривер. Блестели в лучах жаркого июльского солнца надраенные бронзовые ободки иллюминаторов, тысячи пассажиров усеивали белоснежные палубы и надстройку. Где-то среди точек, которыми стали лица пассажиров, были и точки, которые звали Ада Харрис и Вайолет Баттерфильд. Гигантский лайнер еще трижды пробасил сиреной, прощаясь, и маркиз Ипполит де Шассань произнес вслед ему напутственную речь.

— Будь моя воля, — сказал он, — я поставил бы где-нибудь на площади памятник таким женщинам, ибо они — подлинные героини нашей жизни. День за днем делают они свою работу, борются с бедностью и одиночеством, стремясь сохранить себя и поднять семью, — и сохраняют способность смеяться, улыбаться и мечтать, — Маркиз помедлил минуту, собираясь с мыслями, и закончил: — И вот поэтому я воздвиг бы памятник в их честь. Памятник их мужеству в достижении мечты, памятник романтическому духу и стремлению к прекрасному. Ибо вы видите сами плоды этих мечтаний.

«Куин Элизабет» снова загудела — сейчас она плыла бортом к пристани на самой середине Норс-Ривер.