Не вздыхал лишь Петрович, умудренный годами и жизненным опытом. Полюбовавшись пейзажем, он заметил, что расслабляться надолго нельзя, что нужно помнить о реальности, а лучший для этого способ – поучительный рассказ. Ну, например, о бойне, произошедшей на Анубисе, где столкнулись десантники тридцать шестой бригады и отборный корпус клана Ппуш. В этом сражении он поучаствовал лично и помнит, как кровь текла рекой и трупы, разрезанные лазером, валялись грудами.
Предложение отклика не вызвало. Харгрейвс, виновник торжества, сказал:
– Калифорния – рай, и я согласен, что такие виды расслабляют. Но есть пейзажи иного свойства, внушающие мысль о величии природы и титанической борьбе, происходящей во Вселенной. Вулкан Олимп на Марсе, земные Гималаи, пятый мир Центавра с его долиной гейзеров, Красное Пятно Юпитера... Или, скажем, взрыв сверхновой – это зрелище не только ужасает, но и вдохновляет.
– Несомненно так, – поддержал торгового атташе Марсель. – Мы живем в этом огромном здании уже четыре месяца, взираем на голые стены и эти чудовищные росписи в холлах, которые я не могу назвать картинами, и не думаем о том, что пора бы украсить свое жилище. Как врач считаю, что это пошло бы на пользу. В нижнем холле – вид на Джомолунгму, в верхнем – на Кордильеры, а в коридорах – полотна Шишкина, Рериха и Рокуэла Кента... Еще подойдут Айвазовский и французские импрессионисты, а из современных – Зейналов и Тиберий Ким. У Кима великолепные пейзажи Марса, а Зейналов...
В этот миг Эрика осенило.
– Погоди-ка, – сказал он. – Земные виды в мире хапторов приятны нам, но не местной публике. Я не против Кима, Шишкина и Кента и могу развесить в комнатах и коридорах все, что пожелает публика, вплоть до взрыва сверхновой. Но отчего бы не привлечь местные таланты? Вот Ххешуш... Он разрисует нам все потолки и стены, а мы ему заплатим, поддержав тем самым нищего художника. Хорошо заплатим, и когда об этом узнают, найдутся, вероятно, и другие живописцы. Живописцы, скульпторы, дизайнеры... Сможем конкурс объявить!
Харгрейвс поморщился:
– Не отрицаю, Эрик, ваш Ххешуш очень талантлив. Но его картина с погибшими в космосе, с грудой мертвецов... Не хотел бы я ее видеть всякий раз в каком-нибудь из коридоров. Согласитесь, в сравнении с Мане или Гогеном мрачновато!
– Так и не надо этой картины! – с жаром воскликнул Эрик. – Что закажем, то Ххешуш и нарисует... Хоть утро в сосновом бору! Обещаю, что мы с ним подберем самые жизнеутверждающие мотивы!
Тут он уставился на Хурцилаву, понимая, что последнее слово за начальством.
– Идея хорошая, – одобрил глава миссии, – но я предвижу кое-какие сложности. Мы не посольство, мы не владеем этим особняком, не обладаем экстерриториальностью, не имеет права покупать недвижимую собственность и землю. Мы гости, которых Шеггерен’кшу поселил на время в своем охотничьем заповеднике. Понравится ли хозяину, если его дом кто-то разрисует? Это, знаете ли, вопрос!
– С ним можно разобраться, – сказал Марсель. – Озадачим нашего «говорильника», пусть спросит у хозяина. Конечно, Шеггерен’кшу не похож на поклонника живописи, но вдруг!
Хурцилава покачал головой:
– Все не так просто, доктор, тут есть дипломатическая тонкость. Сезун’пага – опекающий нас чиновник, и его ранг не столь высок, чтобы тревожить правителя по пустякам. Представьте, он отправляется к владыке и говорит: эти ашинге хотят нанять одного из шуг’нихари, типа по имени Ххешуш, чтобы он разукрасил в доме потолки и стены... Нонсенс!
– И явный ущерб мнению о нашем здравомыслии, – добавил коммандер.
Кажется, они не представляют, что такое современная живопись, мелькнуло у Эрика в голове. |