Равнодушие Винтера поражало. Крепко сбитый, массивный, он восседал за своим письменным столом подобно глыбе, воплощая стабильность концерна, проявлявшего активность во всем мире. Как Гундлаху не неприятно, что он и в собственных глазах и в глазах Дорпмюллера будет выглядеть нулем, передвигаемой по доске шахматной фигурой, он отдавал себе отчет, что глупо нервничать по этой причине. Подобные происшествия нормальному ходу дела не помеха. Ради Дорпмюллера предпринимаются необходимые шаги, и даже лучше будет, если все пройдет без эмоций, без любительщины — ледяное спокойствие профессионала тут уместнее.

— Если же возникнут неожиданные осложнения, мы рассчитываем на вас,— подытожил Винтер, поднимаясь, чтобы с заученной сердечностью провести последнюю «смазку».— Не забывайте, господин Гундлах, вы считаетесь одним из наших испытанных «миротворцев». Так что в данном случае на карту поставлена ваша репутация «мастера переговоров» и «пожарного-спасателя». Ну, будем надеяться, ничего экстраординарного ни от вас, ни от нас не потребуется. До свидания, удачного полета!

Глава 2

«Опять в пути»,— подумал Гундлах, когда турбореактивный ДС-10 поднялся над аэропортом «Рейн-Майн». Этим воздушным путешествиям он никогда особого значения не придавал: грохот, свист, тоска. В напарники ему никого не дали, оказалось, летит один. Когда он заметил, что для такой ситуации его знаний испанского недостаточно, начальство отмахнулось: пусть возьмет на месте переводчика. Миссия-то у него формальная, Гундлах летит в качестве «шефа по приему».

В его памяти Дорпмюллер остался очень подвижным и энергичным мужчиной лет шестидесяти, с почти лысым черепом и глазами навыкате. С ним они как-то встречались на плотине в одной из стран самой что ни на есть Черной Африки.

— Техники тут, увы, недостаточно,— примерно так выразился Дорпмюллер.— Нужны люди, которые остались бы здесь надолго. Чего нет, так это опыта продолжительной работы. Необходимы годы, чтобы прижиться тут, все понять. Наши шаги должны быть соразмеримы с окружающей жизнью. Обратите внимание, какие перемены вызваны строительством плотин, тем, что уровень воды поднялся!

Может быть, его слова запомнились Гундлаху потому, что выдавали заинтересованность и искреннее сочувствие Дорпмюллера к судьбе народа этой страны. Случилось так, что благословенная влага принесла с собой биларциоз, прескверное глистное заболевание. Оно пришло с залитых водой рисовых полей, из живописных озер и искусственных речных водохранилищ, в которых детишки плескались и наполняли свои калебасы, чтобы поливать огороды на другом, высоком, берегу реки... Дорпмюллер оказался человеком, которого мучили мысли об этих последствиях индустриализации. Боже, как часто твои удары достаются тем, кто их заслуживает меньше других...

А теперь остается от имени руководства фирмы пожать Дорпмюллеру руку и сопроводить его домой, где ему будет предоставлен полагающийся в подобных случаях внеочередной отпуск? Вместо настоящей задачи — пустяки, не требующие ни ума, ни сноровки.

Когда они пролетали над Бискайским заливом, подали обед. Меню ничем не отличалось от обычного.

— Желаете еще чего-нибудь? — спросила стюардесса, забирая поднос.

Она чем-то напомнила ему Франциску. Нет, Гундлах ничего больше не желал. Вечно эта нелепая спешка! Правда, скорость поначалу окрыляла и оглушала, как бы имитируя жажду немедленных действий, достижение поразительных результатов. Но со временем он начал все острее ощущать какую-то опустошенность, однообразие жизни. Вся эта нарочитая деловитость, сверхскорости — к чертям! За какое бы дело Гундлах ни брался, оно его самого не задевало, служило лишь продвижению по службе.