На следующий день, отлежав все бока, я наверно самым последним из переночевавших пассажиров слез с полки. И сразу поплелся в тамбур, чтобы выкурить сигарету. Потом я заварил китайскую дрянь, купленную мной еще по дороге на вокзал.

Между прочим, я даже был доволен, что Семен не купил мне билет в купе. (Не стал проявлять излишнего беспокойства?) Я любил ездить в плацкартных вагонах. Мирная болтовня многочисленных разномастных пассажиров под мерный стук колес, мелькающие за окном убогие деревушки… Ты как бы приобщаешься одновременно и к скрытой красоте российских просторов, и к привлекательной суете путешествующего люда.

В этот день я познакомился со своими непосредственными соседями по купе, молодой парой таджиков, и выяснил, что они едут в Петербург на заработки.

— Дома строит будэм.

— А где жить намереваетесь? — ненавязчиво спросил я, наматывая на ложку длинную китайскую лапшу.

— В бытовк… Пиво будэш? — долговязый таджик с неказистым лицом достал из матерчатой сумки полуторалитровый пластик и выставил на стол.

Его ладная жена, пышущая округлыми формами, холодно улыбнулась. Я молча протянул стакан.

Дальше мы попили несвежее теплое пиво и обсудили еще несколько вопросов. Как то: что-то плохо стали топить в вагоне, долго ли стоим на следующей станции и тому подобное. К моей семейной паре то и дело подсаживались другие таджики, все мужчины; лущили семечки, калякали на своем причудливом скоропалительном языке и тоже пили пиво. Потом я забрался на свою полку с детективом, прихваченным из дома.

Так незаметно прошел день. По расписанию поезд прибывал на следующий день в шесть утра. Поэтому я лег спать пораньше. Долго ворочался, испытывая неясную тревогу в предчувствии приезда, но постепенно уснул.

В пять утра меня дернула за ногу проводница. Я протер глаза и неохотно слез с полки. В запасе был еще целый час, а вагон уже копошился, как растревоженный улей. Я выпил кружку крепкого горячего чая, затем покурил в холодном тамбуре, выстоял очередь в уборную, вернулся в вагон, упаковался и, наконец, пристроился у свободного окна, там, где наливают кипяток.

Стрелки на часах уже приближались к шести. Редкий лес, едва различимый в утренней мгле, вскоре сменился какими-то промышленными постройками. Стали мелькать огни. А потом высветилась пустая автотрасса, и неожиданно выросли в отдалении многочисленные высотные дома. Там, где сияло множество огней, как сказочный домик появился Ладожский вокзал. Состав изгибался, словно членистая игрушка, и электровоз стремился к зеву под двускатной крышей…

Вскоре я с тяжелым смешанным чувством ступил на землю Петербурга. Смешанным чувством волнения, радости и одновременно небольшого страха. Было морозно. Сине-черное небо где-то за непонятными строениями заканчивалось слабым рыжеватым мазком. Выгрузившиеся с поезда люди потянулись с перрона вверх по длинному трапу. Я влился в их ряды и вскоре проник в огромное нутро вокзала. Просторное помещение со своими круглыми авангардными окнами показалось мне неким фантастическим космодромом. Непривычно озираясь по сторонам, я постепенно вышел к холлу, ведущему прямо в метро. Что ж, по схеме, предоставленной Семеном, мне нужно было проехать одну остановку на метро от Ладожского вокзала. Так, не выходя пока в город, я окунулся в подземку.

Здесь я прежде всего купил карту города. С первого взгляда Петербург на ней показался мне каким-то несуразным, разрезанным на корявые куски реками и каналами.