– Но ведь это же дурман!

Том согласно кивнул, молчаливо и злобно. Руки повара дрожали. Дурман был традиционным ядом Вьетнама. Во времена французов восемнадцать легионеров одним махом...

– Но я не могу этого сделать, – простонал повар.

Том опустил руку в один из своих больших карманов.

– Тогда я сделаю это сам...

Повар увидел в его руке темную гранату, которой можно было устроить хороший погром в обеденном зале. Том подошел к раздаточному окошку. Повар кинулся к нему.

– Нет! Не делай этого!

– Тогда ты помоги мне...

Подошедший бой взял два блюда и исчез. Повар спросил задушенным голосом:

– Но почему ты хочешь его убить?

– Он валяется с моей женой, – мрачно ответил инвалид. – Она ушла с ним и бросила наших детей.

Повар опустил голову. Все было понятно, это было обычным явлением в Сайгоне. Ему было стыдно за свою расу. Подняв глаза, он увидел решительное лицо инвалида. Было ясно, что он не откажется от своего намерения, он действительно бросит гранату. Ведь этому человеку нечего терять.

– Я помогу тебе, братец, – прошептал он.

Темноватый порошок смешался с порцией риса, а сверху повар щедро полил его соусом. Но ему показалось, что все еще остро попахивало дурманом, и он тщательно перемешал рис с соусом. На своей спине он чувствовал взгляд инвалида... Когда он закончил перемешивать рис, то поставил тарелки на поднос и подозвал к себе боя.

– Вот это для иностранца, – сказал он, указывая на тарелку, стоящую слева.

Потом повернулся к инвалиду. Тот медленно опустил гранату обратно в карман, взял свои костыли и сделал приветственный жест повару.

– Спасибо, брат...

И исчез.

Без ежемесячных подачек от специальной полиции этот несчастный давно бы умер с голоду.

Повар выбросил мешочек в ведро с отходами. Завтра же он возьмет билет на автобус до Далле. Нужно, чтобы о нем забыли па некоторое время, хотя, конечно, смерть еще одного американца не взбудоражит Вьетнам.

Под столом нога Ту-ан касалась его ноги, но все мысли Малко находились совсем в другом месте, далеко отсюда. Он хотел бы знать, каким образом Тук постарается отделаться от него.

– Послушаем песни? – спросила Ту-ан.

– Почему бы нет...

Малко расплатился. Выйдя из ресторана, они несколько минут поспорили, но Ту-ан настояла на своем: она выбрала самый фешенебельный из кабаков. Он назывался «Королева нараспашку». В зале, темном, как печная труба, вьетнамские певицы декламировали нараспев довольно монотонные песенки, все они страшно походили одна на другую.

На третьей песне Малко почувствовал первый приступ боли. Холодный пот выступил на его лице, а в животе появилось сильное жжение. Он вначале стоически переносил эти мучения, приписывая все креветкам. Но внезапно страшный приступ боли сложил его пополам и перехватил дыхание. Ту-ан вздрогнула.

– Вы больны?

Малко не смог ответить: его челюсти отказывались разжиматься. Конвульсивные толчки заставляли дрожать все его мускулы.

Ту-ан вскрикнула и встала. Малко хотел последовать ее примеру и упал. У него было ощущение, что кошки когтями раздирали его внутренности.

Сердитые голоса начали раздаваться вокруг них, перекрывая звуки музыки и вызывая гнев Ту-ан.

Его безо всяких церемоний выволокли из зала и положили в углу на лестнице. Горящая рядом электрическая лампочка ослепляла его. Ту-ан внезапно закричала:

– Посмотрите на его рот! Его отравили!

Несколькими минутами позже он почувствовал, как ему насильно лезвием ножа разжимают челюсти, заставляя открыть рог.