От подобных вещей себя чувствуешь совсем ничтожным. О, знаю, ты в самом деле ничтожен, но об этом надо забывать, если вообще хоть что-нибудь собираешься сделать. Поэтому я чуточку отгородился, ради работы. Все почему-то кажутся такими умными, если вы меня понимаете.
— И да и нет, — находчиво ответила Веста Бейнбридж. Она уже съела все тосты с анчоусами, пять сандвичей с яйцами, пару пышек, пирожок, и все-таки ухитрялась выглядеть эфирным, холодным, как скала, созданием. С другой стороны, Эндерби, который из-за изжоги только, как мышка, по крошечке грыз квадратный дюйм сырого хлеба с колечком яйца, чувствовал себя толстым, потным, изо рта дурно пахнет, живот набит, как ночной мусорный ящик. — Я себя ничтожной не чувствую, — объявила Веста Бейнбридж. И добавила: — Я просто ничто по сравнению с вами.
— Но вам нечего чувствовать себя ничтожной, правда? — заметил Эндерби. — Я имею в виду, вам достаточно лишь на себя посмотреть, разве нет? — Высказал это бесстрастно, нахмурившись.
— Неплохо для отгородившегося от мира мужчины, — заключила Веста Бейнбридж. — Я бы сказала, — сказала она, налив еще чаю, — для поэта это очень неразумно. В конце концов, вам нужны образы, темы и прочее, правда? Все это получаешь из внешнего мира.
— В полуфунте новозеландского чеддера, — с авторитетной твердостью сказал Эндерби, — вполне хватит образов. В воде для умывания. Или, — еще авторитетнее добавил он, — в новом рулоне туалетной бумаги.
— Бедняга, — сказала Веста Бейнбридж. — Вот так и живете?
— Каждый, — заявил Эндерби, пожалуй, не столь догматично, — пользуется туалетной бумагой. — Очень высокий мужчина в очках оглянулся из кресла, открыв рот, как бы с целью оспорить это утверждение, потом, передумав, вернулся к вечерней газете. «Поэт отказывается от медали» гласил крошечный заголовок, мельком замеченный Эндерби. Еще какой-то чертов дурак рот разинул, какая-то другая игрушечная труба протрубила к бою.
— Так или иначе, — продолжала Веста Бейнбридж, — думаю, было бы замечательно расширить круг ваших читателей. Не попробуете ли, скажем, полгода писать по стиху в неделю? Предпочтительно в прозаической форме, чтоб никого не обидеть.
— По-моему, на самом деле люди стихи обидными не считают, — сказал Эндерби. — По-моему, они просто их презирают.
— Ну, пусть так, — согласилась Веста Бейнбридж. — Что ответите на предложение? — Ткнула вилкой в какие-то макароны и, прежде чем съесть, сказала: — Стихи, я сказала бы, и надеюсь, что правильно выражаюсь, должны быть эфемерными. Понимаете, рассказывать о повседневных вещах, интересующих среднюю женщину.
— Сор повседневной трудовой жизни, преобразованный в сущее золото, — процитировал Эндерби. — Думаю, что сумею. Мне все известно о домашнем хозяйстве, посудных полотенцах и прочем. О щетках для унитаза.
— Боже, — вздохнула Веста Бейнбридж, — да вы одержимы клоаками, правда? Нет, не о таких вещах, и вдобавок поменьше сущего золота. Женщины не выносят чрезмерной реальности. Желательна любовь, мечты, младенцы, без одержимости клоаками. Тайна звезд неплохо пойдет, особенно увиденных из церковного сада. И пожалуй, супружество.
— Скажите, — попросил Эндерби, — вы мисс или миссис Кембридж?
— Не Кембридж, а Бейнбридж. Не «Флегм», а «Фем». Миссис. Почему вы спрашиваете?
— Надо же мне как-то вас называть, — объяснил Эндерби, — правда? — Кажется, она разделалась, наконец, с едой, поэтому он протянул свою смятую сигаретную пачку. |