Исключим худшее. То, во что трудно поверить. Но, как в случае со всякими необъяснимыми вещами, объяснение всегда находится, не так ли? Это я и собираюсь предложить вам сегодня вечером. Мы были друзья с ним. Возможно, лучшие друзья. Он бывал откровенен со мной, как ни с кем другим, когда мы сиживали с ним по ночам за бутылочкой красного. Я один могу все вам рассказать. Но рассказать только так, как он мне это рассказывал, его собственными словами, ничего не прибавляя от себя, и таким способом надеюсь представить его как живого — воссоздать, если угодно, — заставить появиться перед нами, каким мы однажды в действительности увидели его, но еще яснее, еще реальней, поскольку теперь он предстанет в свете правды.

А начнем мы с того момента, когда он был десятилетним мальчонкой, росшим без матери под темными тучами Великой депрессии. Когда те, кто прежде процветал, были вынуждены разве что не просить подаяния. Благородные — убирать за лошадьми ради того, чтобы получить пару башмаков. И мистер Уокер, преуспевающий финансист с собственной фирмой, опустился до работы обслугой в большом отеле. Маленькая сестренка Генри, Ханна, была единственным светлым пятном во всей его жизни — в буквальном смысле, потому что ее золотые волосы сияли даже ночью. Чего же не хватало в его жизни?

Почти всего. Почти всего, чего может не хватать. Но больше всего чуда. Возможности.

Магии. Есть что-нибудь на свете, в чем мы нуждаемся больше? Я, например. Дня не проходит, чтобы я не представлял вам того или иного урода. Это я объявляю вам, где состоится шоу, а оно всегда проходит там, за стенами этого видавшего виды циркового шатра, за безвкусными картинами этих ошибок природы. Всегда одно и то же, никакого, в сущности, отличия от работы с-девяти-до-пяти, если не брать Иоланду, которая иногда встречает меня возле выгребной ямы за тем соснячком. Мы с ней разговариваем. По ее собственному признанию, она была с каждым мужчиной в ближайшей округе, кроме меня. Между нами ничего такого не было и никогда не будет. Мечта, а не женщина — смуглая цыганская красота и так далее, — и я не устоял. Странно, однако: оттого что я один не тронул ее, чувствую, мы с ней более близки, чем остальные. Словно мы женаты и ни с кем у нее нет такого. Это ли не магия? Для меня — магия.

Теперь представьте. Лето, 1931 год. Хотя каникулы начались только недавно, школа уже отошла в далекое воспоминание. Он и сестренка получили полную свободу гулять, совать всюду нос, делать что хочется. И в их распоряжении — отель «Фримонт». Представьте картину: грустный десятилетний мальчуган, играя в грандиозные, на множестве этажей, прятки, поворачивает ручку двери в номер, пустой, как он думает, и обнаруживает там человека, сидящего в кресле и смотрящего прямо на него, как будто поджидал его. На человеке черный костюм, галстук-бабочка и самые сияющие черные с белым туфли, какие Генри когда-нибудь видел. Человек улыбался, но кожа его была такой белой — белой как полотно, как снег, — что его зубы по сравнению с ней казались желтыми. Влажные волосы зачесаны назад. Рядом, на полочке торшера, тетрадь для записей и ручка, но страницы тетради совершенно чистые. В руке он небрежно вертел монету.

— Генри, — сказал он. — Какой приятный сюрприз!

— Вы… знаете, как меня зовут?

— Догадался, — ответил человек; улыбка застыла на его лице, будто не знала, куда ей деться. — Имена — забавная вещь. Мое имя, например, меняется каждый день.

— Меняется?

— Да.