До рождения близнецов я активно занимался скалолазанием. Мне нравилось, что это занятие требует серьёзных затрат энергии и точности движений. Но больше всего мне нравилось ощущать, что, взбираясь на скалы, я закаляю характер, подвергая себя риску в тщательно отмеренных дозах.

Надо сказать, что это коренным образом отличалось от моих переживаний во время работы. Находясь в зоне военных действий, следовало делать все, чтобы свести любой риск к минимуму. Но это, увы, не всегда удавалось. На войне вы не в состоянии контролировать ситуацию, опасность грозит вам откуда-то извне и при этом вовсе не в строго отмеренных дозах.

В скалолазании всё обстоит совсем не так. Вы сами выбираете, куда поместить руку или поставить ногу. Только вы знаете, хватит ли вам сил или гибкости для очередного шага. От вас, конечно, может отвернуться удача, и вы понадеетесь не на тот камень, но в большинстве случаев вы действуете в границах собственных возможностей. Мне это, как я уже сказал, очень нравилось.

Сейчас я находился в совершенно иной ситуации. Начать с того, что мне ни разу не доводилось взбираться по мокрым скалам. Кроме этого, мне не надо было добираться до вершины. Я шёл по траверсу, и мне не следовало торопиться. Сейчас же я должен был спешить и не имел возможности отдохнуть, ощутив боль в мышцах или усталость. На моих ногах вместо мягких каучуковых туфель для скалолазания были тяжеленные альпинистские башмаки, требовавшие широких выемок или полок. Башмаки, конечно, можно было снять, но я понимал, что уже через пару минут ступни превратятся в кровавую кашу и ноги окончательно замёрзнут. Я и так их уже почти не чувствовал.

Тем не менее, я добрался до нужного места. Выходя из «Морского ранчо», я наметил в качестве конечной цели путешествия по вражеской территории пару самых высоких скальных образований. Я не был до конца уверен, но мне казалось, что два стоящих рядом утёса указывают, что пора поворачивать к берегу.

Я постоял на скале пару минут, решая, как преодолеть прибой. В отличие от песчаных пляжей линия прибоя из-за обилия скал и неровностей дна была хаотичной и широкой. Там, где волны кипели, разбиваясь о каменные колонны и гигантские валуны, войти в воду было невозможно. Следовало отыскать скалу, примыкающую к берегу.

Я прыгнул с камня на камень. Моя нога заскользила по мокрой, осклизлой поверхности, и в следующий миг я оказался в воде.

Сказать, что у меня перехватило дыхание, значит, не сказать ничего. Ледяная вода не только вытеснила воздух из лёгких, но и сами лёгкие вдруг отказались работать. Падение пришлось на момент затишья, перед тем, как на скалы должен был обрушиться очередной вал. Это было чистое везение, казалось, всё обойдётся сравнительно легко и я сумею выбраться. Я начал взбираться на скалу, но не успел закрепиться, как на меня обрушился холодный вал. Волна оторвала меня от утёса и закружила в смертельном водовороте. Казалось, всё происходит в замедленной съёмке. Шум стоял оглушающий.

Я царапал ногтями скользкую поверхность, искал опору для ног, отчаянно пытаясь взобраться на утёс. Мне удалось зацепиться, когда вода начала спадать. Я услышал громкий засасывающий звук, шорох гальки и… через мгновение немыслимая сила оторвала меня от скалы, развернула и швырнула спиной на утёс.

Вот тогда я впервые понял, что события выходят из-под контроля. Я по-прежнему не мог дышать, и мне показалось, что я распорол икроножную мышцу на левой ноге. Боли я не почувствовал — вода была слишком холодной, но мне почудилось, будто ногу обожгло огнём.

Я понимал, что если не выберусь из воды до того, как нахлынет следующий вал, то не сумею выбраться уже никогда.

Но какая-то неведомая сила вдруг вытолкнула меня на поверхность. Возможно, это была мысль, что Кевин и Шон могут так и не дождаться моей помощи. А может, я увидел свой изуродованный труп, колотящийся о камни в волнах прибоя. Мы все запрограммированы на сверхусилия, проявляющиеся лишь в момент смертельной опасности.