А кроме того, если у кого‑то из Харрисов и имелись кое‑какие мозги, так это, как вынужден, хоть и неохотно, признать Джимми, у Брендана. Парень застенчив и робок, хоть и красавец писаный, а Джимми давно уже понял разницу между робостью, идущей от бестолковости, и той, что происходит от сдержанной замкнутости, когда смотришь, наблюдаешь, мотаешь на ус и помалкиваешь. Брендан как раз из таких. Кажется, он чересчур хорошо изучил людей, и знание это его не обрадовало.
Он повернулся к Джимми, встретился с ним глазами и улыбнулся ему – дружелюбно и чуть виновато и рассеянно, словно думал о чем‑то другом.
– Помочь, Брендан? – предложил Джимми.
– Нет, мистер Маркус, я сам посмотрю. Мне ирландский чай надо, который мама любит.
– «Бэрри»?
– Вот‑вот, он самый.
– Дальше, во втором ряду.
– О, спасибо…
Джимми скрылся за кассой, и тут появился Пит в облаке табачного перегара от наспех выкуренных сигарет.
– Когда Сэл должен быть? – спросил Джимми.
– Теперь с минуты на минуту. – Пит прислонился к шаткой полке под рулонами чековой бумаги и вздохнул: – Он такой неповоротливый, Джимми.
– Сэл? – Джимми следил, как Брендан и Немой Рей общаются жестами посреди центрального прохода. Под мышкой у Брендана была коробка чая «Бэрри». – Так ему здорово за семьдесят.
– Я знаю, почему он неповоротливый, – сказал Пит. – Это я так. Про то, что, если б я работал с ним с восьми часов, а не с тобой, мы бы до сих пор еще копались.
– Вот почему я и ставлю его к прилавку лишь в самое мертвое время. А вообще сегодня не мы с тобой должны были заступить, и не ты с Сэлом, а ты и Кейти.
Брендан и Немой Рей теперь были возле прилавка, и Джимми заметил, как исказилось лицо Брендана, когда тот услышал имя Кейти.
Вынырнув из‑за полки с сигаретами, Пит спросил:
– Нашел, что надо, Брендан?
– Я… я… я… – забормотал Брендан. Он метнул взгляд на младшего. – Сейчас, я только с Реем переговорю.
И руки их опять замелькали в воздухе с такой быстротой, что Джимми вряд ли уловил бы, о чем идет речь, даже если б они объяснились нормальным человеческим языком. Однако лицо Немого Рея оставалось мертвенно‑неподвижным, несмотря на быстрые и нервные движения рук. Джимми никогда не нравился этот молчун, мрачный тип, в мать пошел, не в отца: лицо как изваяние, словно нарочно придуривается. Как‑то раз он поделился с Аннабет этим своим наблюдением, а та упрекнула его, что он просто предубежден против инвалидов. И все‑таки в мертвенном лице Рея и его немом рте было что‑то жутковатое – топором не отмахаешься.
Они перестали жестикулировать, и Брендан, склонившись к кондитерской полке, взял оттуда жвачку Колмана, и Джимми вдруг вспомнился отец и как пахло от него в тот год, когда он работал на кондитерской фабрике.
– И еще «Глоб», пожалуйста, – сказал Брендан.
– Конечно, мальчик мой, – сказал Пит, выбивая чек.
– А я думал, что по воскресеньям Кейти работает, – заметил Брендан, протягивая Питу десятку.
Пит поднял брови, нажал на кнопку кассового аппарата, и дверца, распахнувшись, хлопнула его по животу.
– Так тебе хозяйская дочка приглянулась, а, Брендан?
На Джимми Брендан даже не глядел.
– Нет, нет. – Он издал короткий смешок, тут же замерший на его губах. – Я просто удивился, потому что обычно видел здесь ее.
– У ее сестренки сегодня первое причастие, – сказал Джимми.
– У Надин? – воскликнул Брендан, сделав слишком большие глаза и слишком широко улыбнувшись. |