Командующий американской эскадрой огромный медведеподобный адмирал с армянской фамилией Джигарян в большом смятении: не может он доложить в Вашингтон: я ничего не знаю о крейсере и не могу ничего о нем сказать.

Молчит и Малая Азиатия: ей и подавно совестно докладывать миру обо всем, что произошло на флагмане их флота. Что же до нашего русского штаба в Москве, то эти не только молчат, как рыбы, но и очень бы не хотели, чтобы мир чего-либо узнал о русском крейсере.

Однако нельзя вечно замалчивать такое событие. И адмирал Джигарян самолично идет на пульт управления своим авианосцем, пытается вызвать на экран командира крейсера. Экран необычно сильно засветился, и адмирал вдруг почувствовал головокружение, а в следующую минуту его огромная многопудовая туша рухнула на пол.

Адмирала вытащили на воздух, и он еле-еле отдышался. Послал на пульт своего заместителя — и с ним произошло то же самое.

Адмирал орал и бесновался: «Починить систему!.. Наказать виновных. Всех в карцер, матка боска!..»

Адмирал, хотя и носил армянскую фамилию, и служил американцам, но родом он из Польши, а какая у него национальность, решительно не знал. Один день он чувствовал себя греком, как у нас Гаврюша Попов, другой день — строителем, как московский мэр Лужков-Кац, но чаще всего чувствует себя сыном юриста, как наш Жириновский, а то случалась целая неделя, когда его мутила и шатала во все стороны какая-то биологическая смесь, роднившая его с российским президентом Ельциным. Вот эти дни он особенно не любил и боялся их.

Удар в голову он получил как раз в те дни, когда в нем кипело нечто, похожее на Ельцина. И в то время, когда нагнеталась истерия страха: арабам грозили разрушить их столицу.

На авианосце был агент короля Хасана: он докладывал своему владыке о таинственной силе, поразившей ненавистного адмирала.

Оправившись и отдышавшись на палубе, Джигарян спустил на воду адмиральский катер, отправился на крейсер с визитом вежливости. На корабль его допустили, но никто не встретил. Провели к Великому Адмиралу.

В кают-компании за черным блестящим столом он увидел Дмитрия и двух военных моряков: Прибылова и Ким ду Хо.

— Садитесь, адмирал, — пригласил его Дмитрий.

— Мне нужен командир корабля, — с вызовом сказал гость.

— Вы можете говорить. Я вас слушаю.

— Но… ваше звание? И какой стране принадлежит корабль?

— Вы явились с визитом вежливости, но ваша речь напоминает допрос следователя. Я человек русский. Меня зовут Дмитрий Михайлович. Чем могу быть полезен?

— Пусть меня съедят черти, если я чего-нибудь понимаю! Не скажете ли вы мне толком: чего вы залезли в это вонючее болото, кто вас тут ждал?

— Такой вопрос более уместен к вам, чем ко мне.

— Меня послал Большой Билл и велел начистить зубы этим черномазым обезьянам. Но вас-то кто сунул в эту лужу? И почему на вас этот жалкий пиджачок? Скажите мне, наконец!

— Если у вас нет других вопросов, я вас не задерживаю.

И Дмитрий поднялся, и вместе с ним встали и Прибылов, и Ким ду Хо.

— Ну, ну, не надо обижаться, ребята. Должен же я знать, что происходит у меня под носом. Моя электронная система бунтует, я будто в мешке.

— Ваша электронная система перешла в мое распоряжение, — спокойно заговорил Дмитрий. — Я не советую вам ее трогать. Вы можете ее разладить, и тогда даже я не смогу вам помочь. Вы, например, пошлете ракету на Багдад, а она шарахнет по вашей же палубе. Будьте благоразумны, адмирал. Мы вступили в век, когда техника обретает функции человека и может работать против своих хозяев. Особенно, если хозяева ничего не понимают в электронике.

— Вы меня оскорбляете!

— А что, разве вы что-нибудь понимаете в электронных системах?

— Я-то не смыслю в них ни шиша! Но мои ребята…

— Ваши ребята тоже мало чего понимают.