— Ух, ты! — хмыкнул я. — А чего это нас на откровения понесло?

Тот потер затылок, шумно выдохнул и посмотрев мне в глаза, ответил.

— Ерничаешь? Да как-то утром посмотрел на себя в зеркало и понял, что сволочь я. Ошибок много сделал, жизни калечил. Что надоело так, жить и думать, сколько людей тебя ненавидит. Думаешь, я сам таким стал? Нет, пришлось. У Юрки мать умерла, он чуть было в детский дом не попал. Проблемы было много. Вот мне и пришлось измениться.

Я усмехнулся — это ты еще не знаешь, что с тобой в девяностые будет! Так себе оправдания.

— Оно все копилось, копилось. К тому же близкий друг у меня в Афганистане погиб недавно погиб. Как говориться, нашла коса на камень…

Я ничего не ответил. Вздрогнул — было холодно, температура около пяти градусов, а то и ниже.

— А тут еще Юрка настроение испортил, — продолжил Коньяков, глядя куда-то на горизонт. — Все до кучи. Ну и вот, получилось, что получилось. Я может сейчас и ошибаюсь, но ты чем-то меня в молодости напоминаешь… Такой же дурной и с мозгами набекрень!

А затем он хрипло рассмеялся. Смеялся долго, больше минуты.

— Договорились! — кивнул я. Насчет его последних слов возражать не стал. А как дембель настанет, может и вопросов уже не останется!

Тот вытер окровавленный нос. Высморкался. Посмотрел на часы.

— Почти двенадцать!

— Зараза! — выругавшись, я подорвался с камня. Посмотрел наверх, где стояла Волга. — Опаздываю!

— А? — прищурился тот. — Что ты там про поезд говорил?

— Через полчаса будет. Отвези меня в город! — произнес я. — Или не мешай, я сам доеду. Машину на вокзале брошу.

— Садись! — он кивнул на Волгу. — А то первые же гаишники сцапают.

— Да ты свою морду видел? — невесело рассмеялся я. — Тебе они тоже не сразу поверят!

— Разберемся!

Такого исхода событий я совершенно не ожидал. Вроде, столько негатива скопилось вокруг всего этого дела, что казалось единственный выход — убивать. Ликвидировать угрозу на корню, самым радикальным методом. И никак иначе, ведь градус достиг предела. А тут получилось совсем неожиданно. Не скажу, что поверил ему на слово, слишком он скользкий. Но вместе с тем отчего-то чувствовалось, что больше с его стороны никаких эксцессов не будет.

Он сел за руль, я назад. На пассажирское не захотел.

Взревел двигатель, мы тронулись.

Ехали молча. Каждый думал о чем-то своем.

Друзьями мы, конечно же, не стали. По-прежнему остались врагами. Только теперь, все вышло на иной уровень. Некий холодный компромисс. И в данный момент, он устраивал обоих. Ведь, несмотря на свои навыки, никого убивать мне не хотелось.

Пришлось ускориться — Волга летела по шоссе почти под «сотку». Вдруг начал моросить легкий дождь. Это самый опасный период, когда асфальт едва намокнув, становится очень скользким.

В темное время суток видимость и так не очень, а дождь снизил ее еще больше. В какой-то момент, Константин вдруг захрипел, задергался. Схватился рукой за сердце. Я сразу же понял, что у него внезапный сердечный приступ. Машину повело на встречку — там как раз показался грузовик. Я перевалился через сиденье и схватив руль, резко крутанул вправо. Маневр верный, но тут детище Горьковского автомобильного завода неожиданно занесло на том самом мокром асфальте. Машина пошла юзом, Коньяков уже никак не управлял Волгой. Время пошло на сотые доли секунды.

Дотянувшись до ручника справа под торпедой, я хоть немного снизил скорость, когда в переднюю часть, со стороны водителя раздался сильный удар идущего навстречу сто тридцатого «ЗиЛ».