Да, не легко. Волнений много.
Надя. Мама ведь ни разу за всю свою жизнь из города не выезжала, а теперь сразу – в Москву! И тетя тоже.
Всеволод. Но странная вещь, Иваныч, я думал, что старухи наши больше будут жалеть о доме, даже боялся несколько… но нет! Столько жили, и другого ничего ведь не знали, казалось, как деревья в землю вросли… и ничего!
Нечаев. Ничего?
Всеволод. Поплакали, конечно, но представь: даже в сад сегодня не зашли!
Надя. Мы сегодня на кладбище ездили.
Всеволод. Да. И больше того: какое-то любопытство у них, особенно у матери, даже нетерпение: поскорее ехать. Вначале мать за каждую вещь хваталась, непременно с собой брать, а теперь даже необходимое оставляет – там новое будет! Новое!
Катя. И вы, Всеволод Николаевич, очень изменились.
Всеволод (улыбаясь). Что – разговорчивее стал?
Катя (выразительнее). Очень! Очень.
Котельников. Везде люди живут. А вас, Катерина Алексеевна, отец так и не пускает в Москву?
Катя. И не говорите, голубчик, не отец, а варвар. Ремингтон[8 - Ремингтон – марка пишущей машинки.] мне купил, чтоб я хлеб себе зарабатывала, вчера весь Божий день с самого утречка писала: его превосходительству, его превосходительству! Ну, да я, Бог свят, к Рождеству удеру.
Василий Васильевич(не без ехидства). По шпалам?
Катя. А и по шпалам – ходят же люди, эка напугал! Я теперь обмороки учусь делать: ах, ах, ах! Вчера нашу кошку до смерти напугала.
Столярова (убежденно). Она удерет!
Катя. Удеру. Позаймусь немного, а потом такую истерику ему закачу, что все зубы растеряет. Василь Василия! Пожалуйста, не смотрите на меня так морально!
Столярова. Вас зовут, Всеволод Николаевич.
Тетя издали зовет: Севочка!
Тетя. Сева, пойди на минутку!
Всеволод подходит.
Севочка… а, может, мне не ехать?
Всеволод. Почему? Что вы, тетечка!
Тетя. Один тут Колечка останется. И панихидку отслужить некому. Осталась бы я, Сева.
Всеволод (горячо). Да как же можно, тетечка! Ведь сам папа, будь он жив, послал бы вас с нами! Как можно!
Тетя (думает). Да и билеты-то уж взяты… Ну, значит, дура я. Ну, иди, а я пойду багаж устраивать.
Медленно, руки держа в бока, уходит. Всеволод возвращается к сидящим, но сам не садится.
Надя. Севочка, что тетя?
Всеволод. Так, свое.
Молчание.
Катя. Господи батюшка – и сколько тут этих путей-дороженек, и туда идут, и сюда идут! Столярова, слышишь, как дорогой пахнет? Я сегодня всю ночь буду во сне ехать… Эх, счастливый вы, Всеволод Николаевич! Вот вы поедете, а мы домой с Василием Васильичем пойдем… и будут улицы темные, и будут на нас собаки брехать, а кавалер-то у нас такой, что и отбрехнуться не умеет. Дорога-дороженька, когда-то я по тебе поеду!
Всеволод. У меня с самого детства особенная какая-то любовь к дороге. Помню я…
Котельников. Это у всех русских так. Поезжайте по нашим станциям и поглядите: сколько народу сидит и на рельсы смотрит. |