Последнее слово в дискуссии всегда оставалось за мистером Морлингом и звучало как окончательный приговор судьи.
Помимо редких, но твердых замечаний, подводивших черту в спорах, Морлинг обращался чаще других к немолодому уже человеку с взъерошенной шевелюрой, сидящему по правую руку от него. Под конец, не в силах разрешить разногласие, они убрали со стола посуду и принялись бороться на руках. И тут же оказались в центре всеобщего внимания, подбодряемые возгласами болельщиков.
Нина, равнодушно взглянув на парочку, развернулась и завела беседу с Барри Элтоном. Некоторые из гостей оторвались от зрелища и втянулись в разговор. Аликс, захваченная волной человеческих голосов, мерно погрузилась в легкую дрему. Она различала отдельные слова и фразы, но смысл беседы ускользал от утомленного затянувшимся вечером сознания девушки. Она потеряла счет времени. Казалось, ужин начался столетие назад и будет продолжаться до бесконечности. Бабушка, домработница Бетти и уютный коттедж в Суссексе принадлежали прошлой жизни и были почти забыты. Аликс будто всю жизнь провела в этой сверкающей огнями хрустальных ламп комнате отеля «Глория», слушая разговоры незнакомых людей на темы, недоступные ее пониманию. И рядом с ней восседала прекрасная, величественная женщина, которая одновременно была и не была ее матерью…
Привилегию завершить сей грандиозный ужин взял на себя Морлинг. Одно лишь сказанное им слово в половине четвертого утра — и гости начали расходиться. Аликс с трудом поднялась на ноги после утомительного дня и бессонной ночи. Бросив на дочку встревоженный взгляд, Нина обняла ее за талию.
— Малышка, надо же, ты едва держишься на ногах. Неужели так поздно или ты одурманена бесконечными сигарами Морлинга?
Только сейчас великий дирижер вспомнил об Аликс.
— Ей нравятся мои сигары, — заверил он на безупречном английском с чуть заметным акцентом. — Всем женщинам нравятся мои сигары. Они — неотъемлемая часть моего шарма.
— Всем женщинам? — На лице примы отразилось недовольство. — А как насчет меня?
— Твоему прекрасному личику не идут подобные мины, — спокойно отреагировал Морлинг. — И повторяю: всем женщинам, начиная с вашей светлости.
— Начиная?
— Простите, ошибся. Но раннее утро не время для точности. Естественно, я хотел сказать «заканчивая вашей светлостью», — елейным голосом с нескрываемой иронией произнес дирижер. Варони ответила ему шутливо-надменным взглядом.
Смысл этой пикировки носил загадку, но у Аликс времени на обдумывание не было: Барри Элтон крепко пожал ей руку и пожелал спокойной ночи. Сердечно улыбнувшись, он выразил надежду увидеться с девушкой вновь.
Прощаясь с гостями, певица нежно прижимала дочку к себе, но когда Аликс собралась уходить, Нина лишь засмеялась.
— Нет-нет, милая, сегодня ты останешься со мной.
— Но у меня нет номера в «Глории».
— Зато у меня есть. — В голосе Варони сквозила такая нежность, что девушка воспрянула духом.
Гости разошлись, остался только Дитер Морлинг. Он курил, неспешно выпуская кольца дыма, и с ехидной усмешкой наблюдал за Ниной и Аликс.
— Но у меня и ночной рубашки нет. — Для взволнованной Аликс эта трудность казалась непреодолимой. Но певица лишь хмыкнула, сей предлог она посчитала смешным.
Зато Морлинг сразу оживился:
— У Нины весьма незаурядная коллекция. Она одолжит тебе один из своих пеньюаров.
— Что ты об этом знаешь? — рассерженно воскликнула Варони, и дирижер тут же загладил свою оплошность:
— Конечно, я сужу по разнообразию твоих вечерних туалетов, дорогая… только и всего.
— Пошли! — Нина нетерпеливо махнула рукой. |