От послов к переговорам. Данил, оставя Протасия воеводой, сам поехал в Дмитров к старшему брату. Дмитрий не чаял, что Данило лично приедет, даже выглянул со сеней. Данил на дворе слезал с коня, его дружинники тоже спешивались, отдавали коней коноводам.

– Данил Лекеаныча счас и задержать мочно! – с смешком обронил кто-то из бояр за спиной. И осекся. Дмитрий повел бровью. Поглядел. Тяжело пошел встречать князя московского. Давно ли мальчишкой – слезы на глазах – стоял перед ним, кусая губы, худой, горбоносый, смешной. А нынче – рать привел, наместника, слышно, в нятьи держит. Второй Андрей растет! Вспомнилось почему-то, как когда-то, когда еще только брал власть, приезжал к Андрею на Городец. И так же вот спешивался во дворе, и подымался по ступеням, и мысли не было, чтобы задержать брату брата, и из бояр того никто бы не сказал!

Данилка шел к нему, широко улыбаясь. (Вспомнилось: «А у меня сын народился!» И такая же улыбка – рот до ушей.) Обнялись. Данила заматерел, чуялось, плотнее стал, уже не парень, мужик. Поцеловались в губы, и что-то надломилось в Дмитрии. Какая уж тут рать, какие бои!

Потом и ругались, и кричали, и с боярами, и с глазу на глаз. Потом, сердитые, ели, сидя бок о бок. Дмитрий угощал, и слуги молча подавали блюда. Ели, запивали кваском, горячим сбитнем. Ночевать Данила воротился в свой стан. Рано утром приехал опять. Опять сидели и спорили. Потом принимали тверичей и новгородцев. Дмитрию пришлось уступить. Рассыпалось, и, может, к лучшему даже. Что-то отпустило, что-то отошло в душе.

Новгородцы обещали блюсти мир, ежели Андрей приведет иную татарскую рать. Святослав с Данилой ручались и подтвердили договор.

– Чего тебе еще? – хмуро спросил Дмитрий на расставанье.

– Наместника забери. Не могу я с им. И иного не ставь. Мне под наместником во своей земле править не мочно. Я товар ворочу, и все, что задержал, и челядь, что своя у него, ворочу.

Дмитрий долго думал, глядя на брата, что округлился, пополнел лицом (и нос не так нынче лез вперед у него, как прежде). И губы тверже стали. Тверже и темней. Что ж! Когда-то и сын (сыном Дмитрий считал меньшого, Александра) так же вот скажет что-то, чего отец от него и не ждал никогда, и надо будет уже и разрешить, и позволить, чего бы ране и подумать позволить не смог, как теперь вот младшему брату.

– Тысяцким Веньямина ставишь, Протасия? Федора Юрьича сына?

– Его.

– Рати-то хоть умеет водить?

– Приезжай в мой стан, погляди!

– Да уж так верю… В заложниках у тебя не хочу быть…

Данил побледнел, потом покраснел:

– Я к тебе приехал! Вот!

– Ладно! – Дмитрий положил ему руку на рукав, успокаивая. Сам налил из поливного тяжелого кувшина летнего кисловатого меду себе и брату.

– Ладно. Не поеду я к тебе. Так верю. Присылай наместника. Дружину наместничу покалечил, говорят?

– Живы все, слава Богу.

– Пиши в Орду, что поладили, может, хан рать отворотит! – сурово сказал Дмитрий. – Сегодня ж!

Данил, пересердясь про себя, снова улыбнулся широко:

– С этим не умедлю! А ты, Митя, обозы не держи, у меня хлеб по Дмитровской дороге идет.

– Что ж, вези, – сказал без особой радости в голосе, слегка двинув плечами, Дмитрий. – Боярам своим накажу.

Он поднял чару, смотря прямо перед собой, пригорбясь широкими тяжелыми плечами. И Данил поднял свою. Кисло было. Кислым и запили.

Глава 63

Что деялось в Орде, никто не знал толком. Передавали, что Туданменгу задумал отречься от престола, и в Сарае уже начинается замятня, ссоры за власть.