Илюша рос тихим, послушным мальчиком. Он разговаривал на трех языках. Правда, словарный состав его был невелик. Но разговаривал же! Няньки, бонны, воспитательницы и гувернантки не могли на него нарадоваться. «О таком сыне можно только мечтать», — говорили они. Я же вел свободный, по большей части гулевой образ жизни и видел своего сына не так уж и часто.

Только в последнее время я стал уделять ему больше внимания.

Глава 55

Приснился сон. Аня, Илюша и я. Пляж. Океан.

Илюша бредет по берегу и смотрит вниз, выискивая что-то. Наклоняется, поднимает некий плоский предмет. Это камешек удивительной формы, идеальный треугольник, разноцветный, весь в красочных извивах и изломах. Камень очень красив, он светится, как если бы был сделан из прозрачного золота; если присмотреться, в середине можно обнаружить глаз. Глаз безлик: ни интонации, ни прищура, ни мысли.

— Когда я вырасту, я буду делать тебе дорогие подарки, возьми, это тебе, — он протягивает мне камешек.

— Я ждала, когда ты будешь счастлив, — говорит Аня. — Сейчас самое время. Я знаю, это ты повинен в смерти Брагина. Я мечтала отомстить тебе, как только обо всем узнала, вернее, догадалась… Я жила этим многие годы. Чувство мести поддерживало меня. Я умела ждать. Смешно и нелепо было убивать тебя, когда ты сам этого хотел. Но вот теперь, когда ты счастлив, самое время…

— Да, — согласился я, — я нередко думал о смерти, да и странно не думать об этом, если вокруг тебя люди мрут как мухи. Иной раз и я прикладывал у этому руку.

— Сейчас тебе не хочется умирать. Смерти, в которых повинен ты, в далеком прошлом. Они уже не тревожат тебя, как, возможно, тревожили прежде, сон твой крепок и спокоен. Да, тебе не хочется умирать. У тебя есть сын, которого ты любишь. Ты не нуждаешься в деньгах, ты свободен, ты любишь пофилософствовать на досуге. Жизни и смерти проносятся мимо тебя, особенно тебя не задевая. Самое время тебя прикончить. Ты балласт. Ты никому не нужен, ты сор, ты… ты не заслужил ни счастья, ни покоя.

— Да, не заслужил. Но вот что странно. Понять, чем руководствовался Господь, когда одаривал меня незаслуженным счастьем, невозможно. Было бы закономерным и понятным, если бы специально для меня устроили персональный ад на земле. А Бог вместо этого подарил мне сына, с которым я счастлив и буду счастлив, если ты меня не убьешь, до самой смерти. Бог должен был меня наказать, а наказывает не меня, а других. Тебя, например. Ты, юная и прекрасная, созданная для любви и счастья, годами жила серенькой мыслью о мщении, о возмездии. Мы, люди, ищем в деяниях Господа логики, простого смысла, то есть всего того, что нам понятно и что мы можем, объяснив себе, вложить в свою узенькую мозговую извилину. А у Господа свои резоны, которые недоступны нашему пониманию.

— Не заговаривай мне зубы.

Проснулся в слезах. Решил тут же позвонить Ане. Она долго не брала трубку. Потом я услышал:

— Кардинал Ришелье слушает. Аня купается. Спешу успокоить тебя: она купается не в ванной. В море.

Мне послышалась: «в морге».

— Где-где?

— В море! Сапега, знал бы ты, как я тебя заждался!

Третий день мы с Илюшей гостим у Фокиных. Лева женился на Авдеевой. У них белокаменный особняк, похожий на громадный саркофаг. Архитектура похоронного типа. Такие я видел на кладбище Реколета в Буэнос-Айресе. Только этот побольше. Так и тянет в нем помереть. Метрах в ста от особняка, ближе к морю, стоит многоэтажный отель. За ним — несколько дорогих вилл с бассейнами и теннисными кортами.