— Выпустить?! На волю?! Еще чего! — возмущенно прошипел Петька. — Нет, дорогие мои, уничтожить эту гадину — для меня дело чести! — добавил он зловеще и со всего маху врезал по мухе. Оконное стекло разбилось на мелкие осколки и разлетелось по всей комнате. Тут ножка стула под тяжестью грузного Петьки подломилась, и он, несмотря на все свои навыки альпиниста, с воплем полетел на пол. Петькины руки до локтей оказались изрезаны стеклянной крошкой. Слава богу, кости остались целы. А муха? А героическая муха успела вовремя ретироваться и перелететь на потолок. С тех пор ее оставили в покое.

Итак, вернемся к декабрьскому солнцу, которое ласкало доску с редакционными ляпами, бормочущему чайнику на плите и убаюкивающему голосу Эры Викторовны, болтавшей с кем-то по телефону.

Пищик вломился в комнату, когда на часах было два пополудни. С невероятной резвостью перебирая ногами и лавируя между столами, он, ни на кого не глядя, метнулся к окну. Бутыльская прижала трубку к груди и привстала.

— Вывоз чая за пределы Китая карается смертной казнью! — выкрикнул Филя, истерично хохоча. — Аллилуйя!

Мгновением позже он птицей взмыл на подоконник. Дернул старинный латунный шпингалет. Рванул раму на себя. Зазвенело стекло, извилисто лопнув по диагонали. Рама с омерзительным треском подалась, и морозное облако впорхнуло в комнату. Окинув всех горящим взором, Филя еще раз возопил: «Аллилуйя!» — и с шестого этажа сиганул вниз.

Еще висело в воздухе молитвенное слово, как до нашего слуха донесся звук упавшего тела. В голове завертелся глагол «брякнулся».

Первым к опустевшему окну подбежал я. С трудом сдерживая радостное волнение, я глянул вниз. Мой враг лежал ничком, уткнувшись лицом в грязный снег. Вокруг его огненно-рыжей головы, медленно разрастаясь, расплывалась темная лужица. Это было единственное, что как-то оживляло картину. Руки и ноги Пищика были широко расставлены, как у человека, который, стоя на путях, хочет остановить поезд.

Подошла Бутыльская. Она тоже глянула вниз и холодно констатировала:

— Рожденный ползать летать не должен. Был Пищик, нету Пищика.

«Псилоцибе полуланцетовиидная, или “Колпак свободы” — особый вид грибов. Входит в группу галлюциногенных грибов. В результате разового употребления у человека возникает искаженное восприятие окружающей действительности. Такое состояние принято называть психоделическим опытом, а на сленге бывалых наркоманов подобные ощущения величают “путешествием”».

Это я вычитал в одной очень полезной книжице, которую случайно углядел на столе Бутыльской. Если подмешать в чай, говорилось в ней, три грамма таких грибочков, высушенных и в порошок истолченных, и выпить это снадобье, то спустя примерно час возникнет непреодолимое стремление выпрыгнуть из окна. Справиться с этим невозможно.

А что, если подмешать десять граммов, подумалось мне. А если двадцать — для верности?

Я потратил несколько выходных, чтобы найти этот «Колпак свободы».

Из соображений конспирации я каждый раз переодевался в офицерский полушубок из нестриженой овчины, а на голову нахлобучивал лохматую казачью папаху. Полушубок достался мне от деда, страстного любителя подледного лова, и поэтому даже спустя десятилетия от полушубка воняло рыбой. Ноги грели оленьи унты, тоже дедовские. Обрядившись во все это, я подошел к зеркалу. Вид у меня был ослепительный: ни дать ни взять отважный покоритель Арктики. Я повернулся к зеркалу боком. А так — чистый махновец. Я себе очень понравился. Наверно, я хорошо буду смотреться в овощных рядах, среди горок квашеной капусты и пирамид из соленых огурцов.

«Колпак свободы». Интересно, какой болван его так назвал? Более несуразное сочетание слов трудно вообразить.