Давид Фонкинос. Мне лучше
– Что с тобой? Ты как-то неважно выглядишь. – Да так, спина заныла. Ничего страшного… – Что поделаешь, возраст… – сказал Эдуар своим обычным дурашливым тоном и притворно вздохнул. Я отмахнулся – пустяки! Не люблю быть в центре внимания. А быть предметом обсуждения – и подавно. Однако кололо все сильнее. Жена о чем-то разговаривала с гостями, а я никак не мог включиться. Только прислушивался к боли и соображал, где и когда я мог надорваться в последние дни. Да вроде бы нигде. Тяжестей не поднимал, резких движений не делал – ну никаких таких заскоков не случалось… с чего вдруг спина разболелась. И почему-то с самой первой минуты я решил, что это серьезная штука. Будто нутром почуял – дело плохо. Или такое время, что мы всегда настроены на худшее? Мало, что ли, наслушался я историй, как болезнь искалечила людям всю жизнь! – Еще кусочек клубничного торта? Элиза перебила мои мрачные раздумья. Я, как ребенок, протянул тарелку. Ем-ем, а сам тихонечко ощупываю поясницу. И что-то там как будто есть (шишка, что ли, какая-то), но так оно на самом деле, или мне показалось со страху – иди знай. Глядя на меня, Эдуар отвлекся от торта и спросил: – Не проходит? – Нет… Не пойму, что стряслось… – признался я с легкой паникой в голосе. – Может, тебе лучше прилечь? – сказала Сильви.
Через несколько месяцев после нашего знакомства Сильви представила мне Эдуара и серьезно сказала: “Это мужчина моей жизни”. Меня всегда впечатляло это выражение. Потрясала пышная риторика, с которой самой непредсказуемой в мире вещи – любви – приписывалось непоколебимое постоянство. Как можно быть уверенным, что сиюминутное пребудет вечно? Однако, судя по всему, она оказалась права и за долгие годы брака не разуверилась в Эдуаре. Они с ним составили одну из тех феноменально прочных пар, секрет которых трудно угадать: казалось бы, между супругами совсем ничего общего. Сильви, которая так превозносила богему, влюбилась в студента-дантиста. За много лет я разглядел и в Эдуаре творческую жилку. Он мог говорить о своей профессии с пылом настоящего художника и лихорадочно листал стоматологические каталоги в поисках бормашины по последнему слову техники. Всю жизнь с охотой ковыряться в чужих зубах – в этом, согласитесь, есть своего рода безумие. Но это понимание пришло со временем. А тогда, после первого знакомства, я, помнится, спросил Сильви: – Скажи честно, за что ты его полюбила? – За то, как он мне заговаривает зубы. – Да ладно, кроме шуток! – Не знаю, за что. Полюбила, и все. – Да не можешь ты любить зубного врача! Зубных врачей никто не любит. Только такие и пойдут в зубные врачи – кого никто не любит. Я нес все это из ревности или чтобы ее посмешить. А она погладила меня по щеке и сказала: – Вот увидишь, ты его тоже полюбишь… И, как ни странно, не ошиблась. Эдуар стал моим лучшим другом.
– Ну как? Ты нас испугал. – Мне и правда худо. – Понимаю. Я же тебя знаю: ты комедию ломать не станешь. – … – Где у тебя болит? – Вот тут. – Я показал рукой. – Можно я посмотрю? – Но ты же зубной врач. – Зубной врач – как-никак тоже врач. – Не вижу связи между зубами и спиной. – Так ты хочешь, чтобы я тебя осмотрел, или нет? Я задрал рубашку. Эдуар стал ощупывать мою спину. Сначала молча, и в эти несколько секунд мне померещились всякие ужасы, а потом успокоительно сказал, что ничего особенного не нашел. |
