Заканчивается лето.

Жизнь снова входит в свою колею. Я хожу в детский сад, Женечка в последний класс школы, взрослые заняты своими делами.

В очередное воскресенье за обеденным столом зачитывают фельетон из какой-то самой главной газеты. Я уже знаю, что фельетон — это что-то смешное. Это когда о недостатках пишут с юмором, потому что смех — это большая сила. В том фельетоне говорится о фестивале, поэтому я слушаю изо всех сил. Но меня и не гонят. Все увлечены. Речь идет о разных девушках, которые во время фестиваля знакомились с иностранцами. Одна из них, глупая такая, спрашивала у одного французского гостя:

— Парле ву франсе? (Это значит: «Вы говорите по-французски?»)

На что француз по-своему, по-французски, и отвечал:

— Ну, разумеется, ведь я же француз.

Я хохочу, как сумасшедшая! Вот это шутка! У француза спрашивать, говорит ли он по-французски! Ну и глупая!

Взрослые тоже смеются. То ли надо мной, то ли над фельетоном… В общем, всем весело. И еще я понимаю, что хоть Москва и очень гостеприимный город, а с иностранцами знакомятся только неразумные девушки. Нехорошо это. Несерьезно. Вот про это в фельетоне и пишут.

В первый класс: «Забудьте слово „хочу“»

Меня отправляют в первый класс. У меня все есть, как у настоящей школьницы: коричневая форма с белым воротничком и манжетами, два фартука — черный, на каждый день, и белый, для торжественных случаев. У меня есть коричневый портфель, учебники, тетрадки, ручка, коробочка с железными перышками для нее, чернильница с чернилами, перочистка (несколько кругленьких разноцветных фланелек сшитых так, что получается почти цветок, этим цветком надо чистить перо, иначе оно будет ставить кляксы). Есть пенал, ластики, карандаши…

Я готова.

— Хочешь в школу, Галенька?

— Очень хочу! — отвечаю.

Ну, поначалу и правда — хочу. Я уже знаю, что теперь я каждый день буду ночевать дома! Кончилась моя шестидневка! Как можно после этого не хотеть в школу?

Первого сентября мы собираемся и отравляемся на Плющиху, в мою школу номер 34. Я иду с цветами, в белом фартуке. Я немножко боюсь, даже живот начинает болеть — это всегда случается от страха или тревоги.

Танюся меня успокаивает:

— У тебя будет хорошая добрая учительница. Ирина Михайловна.

— Молодая?

— Молодая.

Не знаю, почему, но мне очень хочется, чтобы учительница у меня оказалась молодой.

У школы толпа первоклассников с родителями. Девочки в коричневых платьях и белых фартуках. Почти все с косичками. В косы вплетены белые атласные ленты, на кончиках кос завязанные в бантики. Мальчики в формах, делающих их похожими на солдат. Гимнастерки с белыми подворотничками, на поясе перехваченные широкими ремнями с пряжками, фуражки, как у офицеров — точная копия гимназической дореволюционной формы, как потом оказалось.

Учительницы по спискам собирают свои классы. В моем классе есть несколько девочек и мальчиков из детского сада. Уже хорошо.

Нас выстраивают по двое у ступеней школы.

Наступает торжественный момент. Выходит директор. Это очень крупная женщина в строгом костюме. Волосы гладко зачесаны и убраны в пучок. Лицом страшная. Не то что некрасивая. Так вопрос даже не ставится. Но от лица ее распространяется на нас страх.

Директор говорит нам речь. Она объясняет, что мы теперь — советские школьники. Совсем немного, и мы вырастем и будем вместе со всеми совершать подвиги. А самый главный подвиг, который все мы должны совершить, это построить коммунизм.

— И что же нужно, чтобы стать хорошим строителем коммунизма? Как вы думаете, что сказал Ленин об этом?

Я тут же вспоминаю маленького Ленина у входа в детский сад.