А такое самое прямое отношение, – немедленно отреагировала тетка, – что я через вас этот самый борщ своевременно не сварю, а мой зять – на государственной службе и, если что не по его, очень сердится, а когда он сердится, то это спаси господи, лучше тогда к нему даже не подходи, потому что у него характер очень сурьезный, да прибавьте сюда, что на государственной службе, и через эту службу от его характера вовсе нет спасения, поэтому я к его приходу непременно должна борщ сварить, а он приходит обязательно в восемнадцать часов, потому что у него государственная служба…

– Стоп, понятая! – рявкнул старший милиционер. – Больше не могу про твоего зятя слушать! Если ты еще раз скажешь про зятя или про борщ, я тебя непременно арестую за сопротивление при исполнении, и тогда твой чертов зять точно без борща останется! Тьфу!

– Не имеете никакого такого полного права! – заревела понятая, как взбесившаяся пароходная сирена. – Я свои права досконально знаю! Тем более что у меня зять на государственной службе! Ему через это без борща оставаться никак нельзя!

– Ну, зачем нам ссориться, – Василий Ликбезович взял себя в руки и понизил голос, – ваш гражданский долг, понятая, – оказывать всемерную помощь следственным органам, и чем меньше вы будете отвлекаться на посторонние предметы, тем быстрее освободитесь…

– Почему же это посторонние, – пробубнила тетка, однако тоже понижая голос, – почему же посторонние, когда это мой собственный зять? Который на государственной службе…

– Ладно, – смирился с зятем милиционер, – перейдем к делу. Для начала, понятая, назовите свои данные.

– Чего? – удивилась тетка. – Какие еще данные? Я женщина приличная, отродясь у меня никаких данных не было!

– Ну, фамилию, имя и отчество!

– Ах, ну так бы и говорили, что вам фио мое нужно. Фио – это пожалуйста. Оглоуховы мы будем. Серафима Петровна я.

– Очень хорошо, – Василий Ликбезович повернулся к своему напарнику, – Гудронов, зафиксируй!

В это время понятая опустила глаза и, судя по всему, увидела торчащие из-под стола мужские ноги в коричневых ботинках. Истошно взвизгнув, тетка отскочила назад и наверняка вылетела бы из комнаты, если бы в дверях ее не перехватил проворный Гудронов.

– Ой! – Серафима Петровна затряслась всем крупным желеобразным телом. – Что ж это делается? Там же у вас под столом покойник лежит! А я никак не могу, если покойники! У меня от покойников в организме начинается полная дурнота и головокружение!

Да успокойтесь вы, понятая! – прикрикнул Василий Ликбезович. – Ясное дело, что имеется покойник, если работает следственная группа! Вы лучше возьмите себя в руки и осмотрите потерпевшего на предмет, знаете вы его или нет, и как можете охарактеризовать его моральный облик и образ жизни. В целях оказания помощи следствию.

Понятая немного успокоилась. Теперь ее разрывали два противоречивых чувства: вполне естественный страх перед покойником и такое же естественное женское любопытство. Наконец любопытство победило, Серафима Петровна осторожно приблизилась к потерпевшему и наклонилась, чтобы получше его разглядеть.

– Ой! – взвизгнула она. – Да на что же тут глядеть-то? Это же нужно такое безобразие женщине приличной показывать! Да как же я могу его узнать, если у него, почитай, лица-то нету?

– Ну, с лицом понятно, что ничего не понятно, – сказал, поморщившись, Василий Ликбезович, прерывая затянувшееся молчание, – а вот если по другим признакам судить – одежда, руки, телосложение, рост опять же… волосы… Знаком он вам?

– А как же ж, – подала голос из-под стола понятая, – как не знаком! Конечно, знаком! Очень даже знаком.