Всего миг! Сдавленно захрипев, он тут же сорвал перстень, сдернул с обожженного пальца и дико затряс головой: всего миг длилось жуткое пронзительное чувство в правой руке — словно выросла и удлинилась, жаркой телесной струёй вытянулась вниз, до самого пола, даже ниже — в подпол, к самой земле! Задыхаясь, Данька рывком поднес ладонь к глазам — показалось, пальцы только что коснулись земляного пола — там, внизу, в подвале! Еще должна быть пыль на пальцах…

— Братец, что?! — Рута подлетела, вцепилась в рубаху на груди. — Больно? Плохо? Ну скажи наконец, что случилось?!

— Нет… ничего. — Он нагнулся, поднял с земли перстень. Уперся спиной в бревенчатую стену и вновь погрузил палец внутрь темного кольца, словно в горло ядовитой змеи.

Он почувствовал: указательный палец, просквозив кольцо, разом болезненно растекся жидкой струёй энергии, страшно вытянулся и ударил в дощатый пол — Данькина рука потоком электрической ртути скользнула в длину на несколько бесконечных саженей, и вдруг — Данила понял: ногти на руке выросли и заострились, прорезались жесткими стальными остриями! Отяжелевшая пятерня завозилась в пыли на земляном полу… указательный палец разогнулся как жесткое туловище стальной кобры, как чешуйчатый хвост скорпиона — как шея железного ворона с плоской маленькой головой! Данька посмотрел на свою руку: она была прежней, сохраняя свой обычный вид — но он не чувствовал ее здесь, вблизи — он ощущал, как внизу, в подполе, под горячими стальными когтями скрипит пыль. Он чувствовал, как ворон расправляет крылья и одна за другой подтягивает под железное туловище ужасные лапы, привыкая к невнятной пока воле нового хозяина, к ритму его пульса.

Данька недолго свыкался с этим ощущением чужеродной тяжести в руке — словно к пальцам привязали струну, на конце которой ходит из стороны в сторону тяжелый воздушный змей или сильная морская рыба. Рута побледнела и отступила на шаг, серые глаза ее восторженно заблестели, когда разбуженная, ожившая птица, в очередной раз пробив дощатый пол — на этот раз на подъеме снизу вверх, — тяжело вырвалась из пыльного подполья и, мягко распластав убийственные крылья, закружилась под потолком, с лету сбривая растянутые бельевые веревки. Данька стиснул зубы, с усилием, изогнувшись всем телом, крутанул локтем и усадил железного ворона на стол — птица опустилась на дальний край, прочертив по столешнице глубокие борозды от когтей, мгновенно разметав со стола на пол какие-то горшки и чарки.

— Я думаю, сегодня я обойдусь без меча и без топора. — Данька посмотрел на Руту и улыбнулся.

Рута моргнула еще раз и прикрыла рот. Наконец весело тряхнула солнечной челкой, выбившейся из-под парика, и прыгнула к окну:

— Надо спешить-улетать, братец, ножки уносить! Я подгоню коней к дому, к самой стене. А тебе придется прыгать в седло прямо с подоконника! Ха-ха, сумеешь?.. Гляди не промахнись!

«Господи, ведь существуют же двери», — весело покачал головой Данька, когда легкое тело стрелой просвистело над столом и, распахнув ногами ставни, вылетело наружу. Он снова покосился на свою правую кисть, на черный перстень — неровный камень словно покрылся легким налетом нервных голубоватых искр… Данила помахал в воздухе расслабленными пальцами — железный ворон на столе не шевельнулся, хотя Данька отчетливо ощутил несколько мерных толчков, передавшихся в руку через кольцо — словно серия ударов стального сердца.