— Шторы, — пробормотала я.

— Что-что? Какие шторы?

В этот момент появился доктор и велел Клоду уйти за ширму. Это был дежурный врач приемного покоя. Он только что отправил Т. Л. в операционную. Увидев мои шрамы, доктор удивленно приподнял брови, но мне было уже плевать на все.

— Снимки готовы, — сообщил он.

— Н-ну?

— Переломов нет, — объявил врач таким тоном, словно сам отказывался в это верить. — Зато есть сильные мышечные растяжения и обширные гематомы. Впрочем, скажу прямо. Вы девушка тренированная. Несмотря на полученные травмы, ваш организм в полном порядке. Вам предосторожности ради следовало бы остаться в больнице на денек или два. Что скажете?

Он изучал меня сквозь стекла очков, в которых отражались слепящие больничные лампы. Его длинные волосы были убраны в аккуратный хвост, перехваченный резинкой на затылке.

— Домой, — твердо сказала я.

— Там есть кому о вас позаботиться?

— Я, — подал голос Клод из-за ширмы.

Я открыла рот, чтобы возразить, но врач опередил меня:

— Что ж, если вам помогут, то… Но имейте в виду, что в первые несколько дней вы даже до туалета самостоятельно дойти не сможете.

Я в смятении уставилась на доктора, а тот, заправляя ручку за ухо, заметил:

— У вас на теле почти зажившие ссадины. Вы, видно, любите лезть на рожон.

Клод за ширмой насмешливо фыркнул.

В больнице мне дали пару болеутоляющих пилюль, а потом Кэрри принесла добавку. Клод оказался удивительно хорошей сиделкой и, несмотря на огромные ручищи, обращался со мной очень деликатно. О шрамах он знал из полицейского рапорта, полученного из Мемфиса. Это было весьма кстати, потому что мне все равно не удалось бы скрыть их от человека, делавшего гигиенические обтирания. Он также помогал мне дотащиться до туалета и менял на постели простыни.

Еда, замороженная накануне, тоже очень пригодилась, потому что у меня пока не хватало сил долго стоять у плиты. Оставаясь одна, я потихоньку ковыляла на кухню и разогревала себе порцию.

Пару раз Клод приносил готовые ужины, которые мы делили с ним. В первый раз в спальне — он поставил поднос с едой мне на постель, — а во второй я уже смогла сидеть за столом, хотя трапеза меня сильно утомила.

Опухоли на теле понемногу спали, поменяв множество оттенков — от сине-черных к желтушно-зеленым. Тогда мы и вернулись к теме Йорков.

— Почему ты решил установить наблюдение? — спросила я Клода.

Мне было очень хорошо. Я только что приняла болеутоляющее, недавно меня помыли и сменили простыни на свежайшие. Я впервые смогла самостоятельно расчесаться, спокойно лежала в постели, положив руки вдоль тела, чувствовала легкую сонливость и расслабленность. Вся неделя прошла просто прекрасно, несмотря ни на что.

— Я несколько раз перепроверил показания каждого свидетеля, затем составил точный хронометраж и список алиби. Ни дать ни взять специальный корреспондент, — пояснил Фридрих.

Он сидел в кресле, которое перетащил в спальню из гостиной, удобно вытянув перед собой ноги и скрестив пальцы на животе.

— Маркус очень долго был главным подозреваемым, — продолжал Клод. — Но он не мог уйти с работы незамеченным. Слишком много свидетелей. Дидра — то же самое. Она отлучилась из своей конторы всего на полчаса, а когда тело вывозили в парк, уходила на свидание. Как только ты назвала мне точное время, когда это происходило, я сразу ее исключил. — Тут он посмотрел на меня с мягким упреком. — Мэри Хофстеттлер слишком старая и немощная. Оставались Норвел и Том О'Хаген. Но в момент убийства Пардона Том был на работе, а Дженни помогала украшать зал в загородном клубе к весеннему балу.