Элизабет Бартон. Многоточие длиною в любовь
1
В темной комнате звонил телефон. Резкий, дребезжащий звук бился, как ночной мотылек, в мягких складках сдвинутых штор. Стихнув на минуту, он вновь заходился в стальном яростном надрыве. Тишина шевельнулась скрипнувшей диванной пружиной. Из угла комнаты выступила молодая женщина. Острожный шорох подошв заполнил паузу между звонками. Казалось, она боится, что тот, другой человек, жадно глотающий долгие гудки безответности, услышит ее шаги и станет трезвонить еще настойчивее, доводя до исступления ее слабеющую волю и путая мысли. Она приблизилась к окну и незаметно выглянула на улицу. Дождь мыл мостовые всю ночь, и в первых проблесках нового дня город за блестящей полоской мокрого стекла превратился в пейзаж, созданный кистью импрессиониста. В нескольких метрах от дома стоял мужчина в плаще и черной шляпе. Он стоял там уже полчаса, но эти тягостные минуты ничего не изменили в его жизни. Номер, который привычно выбивали на кнопках пальцы, молчал, и всякий раз, начиная с первой цифры, мужчина обещал себе, что, если не ответят и теперь, он вернется домой. Какая нелепая судьба, думала девушка в окне, родиться дождевой каплей и быть обреченной на вечное падение. Что бы ни попалось на твоем пути, крыша ли, стекло, тут же поскользнешься и полетишь дальше. Нет времени ответить на любовь и принять дружбу. На мгновение бледный утренний свет выхватил из полумглы изящный овал ее лица. Это было еще довольно юное лицо, без острых линий и неправильных выступов. И если бы не упрямый подбородок, придающий ему мальчишескую непосредственность, можно было бы сказать, что красота ее безупречна, каким бывает в июле калифорнийское небо. В ее глазах плыли огни редких полусонных такси, вспыхивали и гасли окна высотки напротив. Но ничего из того, что окружало ее сейчас, не трогало ее души, не оставляло отпечатка в памяти. С прошлым покончено. Она распрощалась с ним еще вчера днем, когда закрыла счет в банке и передала ключи от своей квартиры новым жильцам — милейшей семейной паре с кудрявым белокурым ангелочком лет четырех. На кровати опять взвыл телефон. Девушка вздрогнула и быстро подошла к аппарату. Закрыв глаза, она запрокинула голову и, тряхнув головой, словно желая отбросить остатки сомнений, поднесла трубку к уху. — Кто говорит? — коротко спросила она. — Шарлотта, это я, Майкл, — после паузы ответил немного удивленный мужской голос. — Пожалуйста, не бросай трубку. Я знаю, ты ненавидишь меня, но позволь мне еще раз… Он не успел завершить фразу, потому что Шарлотта перебила его на полуслове: — Вчера я сказала все, что хотела, человеку по имени Майкл и услышала все, что хотел сказать он. Сегодня я начинаю новую жизнь, и никого, кто бы носил имя Майкл, в ней нет. — Нам нужно объясниться, прошу тебя! — Должно быть, вам нужны наши новые жильцы, — неожиданно пропела Шарлотта беззаботным голосом. — Позвоните после обеда. На том конце провода что-то щелкнуло, и побежали короткие гудки. Шарлотта бессильно уронила трубку рядом с аппаратом и вернулась к окну, в которое по-прежнему барабанил дождь. На улице никого не было. Жалеть себя или раскаиваться в тех случаях, когда сама принимаешь решения, она считала глупостью. И теперь после разрыва с Майклом ей совсем не хотелось плакать. Вернувшись в сумрак комнаты, Шарлотта просунула вихрастую головку в мягкий вязаный свитер и, подхватив в прихожей сумку и чемодан, повернула длинный тонконогий ключ в английском замке.
Автобус до Лос-Анджелеса уходил с вокзала в половине девятого. Однако из-за громоздкого и совершенно неподъемного сундука, который никак не желал путешествовать в багаже отдельно от пожилой леди в приплюснутой красной шляпке, отправление было задержано на пятнадцать минут. |
