– Что это?

– Антибиотик. Мы давали его вам, пока вы были без сознания. Вас лихорадило, и рана нагноилась.

Я взглянул на топорщащуюся над моей ногой простыню, и ко мне вернулись все мои страхи.

– Что с ногой?

Женщина взяла стоявшую рядом с постелью бутылку и налила в стакан воды.

– Заживает. Но некоторое время вы не сможете наступать на нее.

Если она даже говорила неправду, то я никак не мог ее проверить.

– Что произошло? Там был какой-то капкан…

– Позже. Сейчас вам надо отдыхать. Держите.

Она подала мне таблетку и стакан. У меня путалось в голове, и я не мог мыслить ясно. Женщина распространяла вокруг себя атмосферу тихой сдержанности, и это почему-то успокаивало. Ей было лет тридцать, худощавая, но с полной грудью и широкая в бедрах. Темные волосы коротко подстрижены на затылке, и она постоянно заправляла их за уши с одной и с другой стороны жестом, показавшимся мне больше привычным, чем манерным. Но что в ней поражало, так это глаза – дымчатые, темно-серые, сразу заметные на ее усталом лице.

Я запил таблетку одним глотком и, почувствовав, как мучает меня жажда, осушил стакан до дна.

– Еще? – спросила женщина. Я кивнул и протянул ей стакан. – Свежая вода в бутылках рядом с постелью. Старайтесь пить как можно больше. А если боль усилится, примите две вот этих.

Она показала мне пузырек с лекарством. И в тот же миг, словно по команде, ногу стало дергать. Ощущение было лишь слабым отзвуком того, что я испытывал раньше, но все равно – больно. Я не хотел показывать женщине свою слабость, но по взгляду ее спокойных серых глаз понял, что обмануть мне ее не удалось.

– Как вы догадались, что я англичанин?

– Посмотрела ваш паспорт, – без колебания ответила она.

У меня внезапно пересохло во рту.

– Вы лазили в мой рюкзак?

– Только для того, чтобы выяснить, кто вы такой. – В ее решительном тоне не было ни намека на извинение.

Я старался не смотреть в сторону рюкзака, но почувствовал, как часто забилось сердце в груди.

– Мне пора идти, – произнесла женщина. – Постарайтесь отдохнуть. Скоро принесу вам что-нибудь поесть.

Я кивнул. Мне внезапно захотелось, чтобы она поскорее ушла. Дождавшись, когда за ней закроется люк, я потянул к себе рюкзак. Освободившись от его веса, детская лошадка клюнула носом и принялась раскачиваться. Я открыл клапан и, запустив руку в рюкзак, принялся шарить внутри. Но не нашел ничего, кроме одежды. И когда решил, что пакет исчез, пальцы наткнулись на полиэтиленовые складки.

Не знаю, испытал ли я облегчение или огорчился.

Пакет, судя по всему, не трогали. Он увесисто лежал в моей руке и своей тяжестью словно упрекал меня. Следовало избавиться от него, когда была возможность. Теперь поздно. Я завернул его в майку и положил на дно рюкзака, прикрыв остальной одеждой. Проверил паспорт и деньги – все оказалось на месте. Но когда укладывал их обратно, пальцы коснулись глянцевого квадратика карточки.

Не в силах перебороть себя, я опять вынул фотографию. При взгляде на обращенное к солнцу, улыбающееся девичье лицо засосало под ложечкой, и, повинуясь порыву, я схватил снимок за края, намереваясь разорвать надвое. Но не сумел. Вместо этого разгладил и снова положил в кармашек.

Я вдруг почувствовал изнеможение. И был совершенно сбит с толку. Женщина мне вообще ничего не объяснила, и прежде всего: почему я лежу в каком-то амбаре, а не в больнице. С запозданием я сообразил, что, когда она уходила, кроме звука закрывающегося люка, я слышал кое-что еще – громкое бряканье металла о дерево. Звук возвращаемой на место задвижки.

Я повернул ногу на матрасе, и забинтованную ступню прострелило болью.