Хэл долил бокал леди Папендейк, а Аманда завела разговор о своем доме. Показывать в нем было особенно нечего, но она подошла к вопросу основательно, продемонстрировав удобство белой газовой духовки, раковину и буфет в кухоньке, лестницу, ведущую к двум маленьким спальням, ванну и автономную газовую колонку, новейшее изобретение. Тут было несколько интересных экономящих труд устройств, все скорее для сугубо практического применения, нежели забавные игрушки, и Гайоги мягко переключил ее на темы домашнего хозяйства, мастерски избегая любой неловкости, к которым могла подтолкнуть природа события.
– Но, дорогая, это безумие – жить здесь одной, – простодушно сказала Джорджия и все испортила. – Это ведь вроде медового месяца, правда? А как с прислугой?
– Приходящая. – Оживленность Аманды была несокрушима. – Славная старушенция. Живет тут рядом по дороге и не приходит, когда мне не надо. Я часто отсутствую. Завтра еду в Швецию.
– Вот как?
Это спросил Гайоги, но слова Аманды слышали все. Они породили замешательство, каждый вспомнил о ее несчастье. Хэл встал поближе к ней.
– Я уговорил сестру вместе посетить завод «Таженди», – произнес он светским тоном. – Алан, ты как, одобряешь?
– О да, конечно. Очень похвально. Мы должны быть в курсе дел друг друга.
Делл ответил как положено, но при этом бросил вопросительный взгляд на мистера Кэмпиона, в ответном взоре которого читалось обдуманное равнодушие. Кэмпион ничего не предпринял, не произнес ни слова, но на миг все ощутили его присутствие. Он стоял, глядя на Делла, и по комнате прошла волна смятения, потому что до всех вдруг дошло, что этот худой приветливый господин не совсем безопасен в своем нынешнем настроении. Он словно бы телепатически предупреждал, что воспринимает свой личный крах не с той благопристойной небрежностью, какую готовы себе позволить остальные, и каждый, при всех своих личных проблемах, был этим чуть обескуражен.
Сигнал не уловила, похоже, одна Джорджия. Как обычно, ее занимали лишь собственные мысли.
– Аманда, ты просто запираешь коттедж и уезжаешь? – спросила она.
– Да, это очень удобно. В сельской местности, но со всеми прелестями города. – В спокойствии Аманды было что‑то жесткое. – Я уеду вечером. Сначала загляну домой в Саффолк, а отплываем мы во вторник. Уже предвкушаю.
– Конечно, дорогая. Я бы сама не прочь, но ведь у тебя нет детей, правда? – Джорджия вздохнула и снова посмотрела в окно. На ее красивом лице была тревога, а в глазах кротость. – Я молю Бога, чтобы я могла уехать и избавиться от всего этого, – продолжила она вполне искренне, забыв печальный подтекст. – Ты тоже, Вэл, держу пари. Дорогая, давай сбежим. Удерем в Кассис, будем валяться на солнце.
– Дорогая! – не смогла удержаться от протеста Вэл, а когда Джорджия в изумлении взглянула на нее, добавила с тупым спокойствием: – Заткнись, солнышко, ради всего святого. Все и так скверно.
– Не уверен, дорогая, что вы сознаете, насколько скверно.
Это тихое замечание стоявшего в противоположном конце комнаты мистера Кэмпиона, которого до этого момента никто не замечал, заставило всех повернуться к нему. Он склонился над письменным столом, крепко упершись сильными нервными руками в столешницу. Его обычного равнодушия к происходящему и след простыл. Он снял очки. В своей пылкой искренности он выглядел решительным, очень умным и не столь уж некрасивым.
– Я не хотел говорить открытым текстом, – произнес он чуть отрывисто, – дело не настолько веселое, чтобы ворошить его именно сегодня. Но вы меня пугаете. Меня ужасает, как вы забалтываете свои мелкие неприятности, надеясь забыть о них, словно это всего лишь пустяки, и игнорируя очевидную вещь: эти пустяки, суммируясь, превращаются в страшную массу – достаточно неприятную, чтобы раздавить каждого из вас. |