| — Какая депрессия? Какая тревога? Уж кто-кто, но я-то хорошо знаю, что такое депрессивное состояние… за первые два года работы в театре нахлебалась этого дерьма по горло, и то, что творилось со мной в тот день… В больших серых глазах блеснули осуждающие искорки, промокнувшие остатки слез, и она отрицательно качнула головой. — Нет, нет и нет! К тому же до обеда я пребывала в совершенно нормальном состоянии, и только часа в три, может быть чуть раньше, я вдруг почувствовала, что… Видимо, не найдя подходящих слов, Марина развела руками, и Турецкий не мог не обратить внимания на ее ухоженные руки. Руки красивой, добившейся определенного успеха актрисы, которые с удовольствием целуют поклонники. — Хорошо, пусть будет так, — согласился с ней Турецкий. — Ну а раньше нечто подобное с вами случалось? — Вы имеете в виду тревожное состояние? — Да. Марина задумалась, видимо, пытаясь припомнить все те неприятности, которые случались с ее мужем, однако вынуждена была вновь качнуть рыжей прядью волос. — Нет. Пожалуй, нет. По крайней мере, точно сказать не могу. Хотя… Она уставилась отрешенным взглядом в какую-то точку на стене позади Турецкого, и он вынужден был напомнить ей о себе. — Что «хотя»? — Тревожно порой бывало. Особенно, когда возвращалась после спектакля домой, а Игоря не было, хотя и обещал приехать пораньше и даже ужин приготовить. — И вы звонили ему? Требовали отчета. — Само собой. Но часто случалось и так, что его мобильник был выключен или же находился вне зоны, и вот тогда-то… Она замолчала, но тут же подняла на Турецкого наполненные болью глаза. — Но все это было не то, не то! Это были обыкновенные вспышки тревоги — «как бы чего не случилось», а тут… И она вновь замолчала, комкая пальцами мокрый от слез платок. — А причину… причину вашей тревоги вы не пытались прояснить? Видимо, недопоняв, о чем ее спрашивает Турецкий, Марина сдвинула тщательно подведенные брови. — Я… — Я хочу сказать, вы пытались проанализировать это чувство вашей тревоги? Марина виновато пожала плечиками. — Нет. Честно признаться, нет. Да и времени не было на то, чтобы копаться в своей душе. Вечером, когда ждала Игоря домой, просто злилась на него и на его забывчивость вовремя заряжать мобильник, ну а когда нашла его в подъезде, окровавленного… Турецкий ее понимал, в этот момент ей было не до «самокопания». Шок от увиденного, затем сбежавшиеся соседи, «Скорая помощь» и милиция. Точнее говоря, сначала милиция и чуть ли не полтора часа спустя — «Скорая помощь». И только Богу молиться надо, что случилось все это не в конце беременности, а в середине, да и сама Марина оказалась не кисейной барышней, способной только на слезы, а по-настоящему «железной леди», которая позволила себе разрыдаться только здесь. В офисе «Глории». И за это ее можно было только уважать. — Простите, а кто вам порекомендовал наше агентство? — спросил Турецкий, стараясь войти в «рабочую колею». Плачущие дети и женщины всегда выбивали его из седла, а тут еще актриса, к тому же огненно-рыжая, красивая. Марина сглотнула подступивший к горлу комок, промокнула платком глаза. — Да, в общем-то, он же и порекомендовал, Игорь, — как-то очень уж тихо произнесла она. — Где-то месяц назад он признался мне, что хотел бы сделать серию очерков о детективном агентстве, которое занимается по-настоящему серьезной работой, а ему кто-то в МУРе посоветовал написать о «Глории».                                                                     |