| 
                                    
 — Нет! По крайней мере, не припомню такого. К тому же, Игорь оберегает меня, как может, и оставляет весь свой рабочий негатив за порогом дома. 
— Учитывая вашу мнительность и нервозность? — стараясь не перегнуть палку поинтересовался Турецкий. 
— Может быть, и того и другого понемногу, — призналась Марина. — Но главное, пожалуй, Игорь видит во мне не только актрису, которая может отыграть любой спектакль в любом состоянии, но и человека, женщину в конце концов, которой далеко не все равно, с каким настроением она выйдет на сцену. 
Зная людей, которые тащат в семью весь тот негатив, который накопился за день, Турецкий одобрительно кивнул. 
— Что ж, вашего мужа можно только уважать. И все-таки, откуда вы знаете о тех угрозах, которые шли в адрес Игоря? 
— Телефон, — как о чем-то само собой разумеющемся, произнесла Марина. — Телефон, я имею в виду домашний. Только за последний месяц было с десяток звонков с угрозами расправы. 
— То есть, вы снимали трубку, когда мужа не было дома, и… 
— И начинали говорить, что если Фокин не угомонится и не уймет свой журналистский пыл, будет плохо не только ему, но и мне. 
— А о вашем будущем ребенке никто никогда ничего не упоминал? 
— Как же! — усмехнулась Марина. — Было и такое. Причем всего лишь неделю назад. Какой-то очень грубый мужской голос почти просипел в трубку, что если Игорь не желает думать о себе, то пусть хотя бы подумает о своем наследнике. 
— Он что, так и сказал — «Игорь»? 
— Господи, да о чем вы! Все сказанное я как бы перевела на русский язык. А то, что я услышала… «Твой козел писучий» — это, пожалуй, было самым удобоваримым из всего монолога. Дальше был сплошной мат. 
— А вы? Я имею в виду вашу реакцию. 
— А что я? Я тоже воспитывалась не в салоне благородных девиц. Сказала этому скоту, что он сам козел недорезанный, и если он все еще дорожит своими яйцами, из которых можно сделать глазунью, вывалив их на раскаленную сковородку, то пускай он закроется и навеки забудет этот номер телефона. Мол, все звонки записываются на диктофон, и в случае чего… 
— То есть, попытались запугать? 
— Ну, не то чтобы запугать, но надеялась, что моя отповедь произведет нужный эффект. 
— И ?.. 
— Этот козел сказал, чтобы я не особо-то распускала свой язык, мол, его и укоротить можно, однако заткнулся и бросил трубку. 
— Вы рассказывали об этом мужу? 
— Зачем? Я ведь догадываюсь, что это был очередной гон, а Игорь и без того на успокоительных таблетках сидит. Порой до утра уснуть не может и, чтобы хоть немного прийти в себя, выпивает бокал двойного черного кофе. 
Турецкий уже совершенно иными глазами смотрел на раннюю посетительницу. Казалось бы, взбалмошная молодая бабенка, чуть ли не истеричка, к тому же актриса, а в семейной жизни та самая опора, которая готова принять на себя любой удар. 
— Может, еще кофейку? — предложил Турецкий. 
— Нет, спасибочки. 
— Чего так? 
— Врачи не рекомендовали. Говорят, на ребенке может отразиться. 
— Что ж, может, они и правы, — вынужден был согласиться Турецкий. — в таком случае, еще вопрос. У вас действительно сохранились записи тех телефонных разговоров? 
— Да ну! Кто бы их стал писать? 
— И все-таки, кое-что записать придется. 
— Вы думаете, что эти звонки?.. 
— Не исключаю подобной возможности. 
Глаза Марины снова наполнились болью.                                                                      |